Скажи каких ворот не скрипнут петли,в каких шелках?
Мои архангельские клешни крепли,нежась в гвоздях.
На бигудях зачавканных лазеек,я из топтал сандали.
Числом тринадцатым медсёстры мне клеймо вжигали.
Точно солдаты,лоботрясы,свечи в кандилябрах.
Бранили исповедь мою на деревянных паклях.
Нам барабан ударил дробь,начав шабаш метафор.
Иной воскликнул о ином,чуть не спихнув экватор!
Свёрнут на бычьей шкуре,детский рисунок в чулане.
Там финский штопор полоснул плёнку моей гортани.
Нагайка шельма натощак,пиявкой впилась в поры.
Кухарки брили лук,калеки харкали в соборы.
Пар из котельной.Гильотиной срубала зевота.
Кривой булавкой я скоблил пуды крови и пота.
На шпингалетах моих век запузырилась влага.
Меня не понял ты,кретин!но поняла бумага!
Припев
Туманная даль мне знакома.
Там проседь родных,там сутулый дом.
Сквозь рожь пробивается голень.
Горит горизонт,безымянным костром.
В лесу калыбели фантазий.
Я бредил вопросом как доказать.
Что может взлетать,даже павший.
Которого бумага лишь смогла понять.
2 куплет.
Съёмная келья приговор...и я в ней моль,но зорок.
Ведь в девятнадцать рот открыл как не могут и в сорок.
Под полотенцем ледника,мне луч чесал затылок.
Я ел руками ваш сарказм,мне не подали вилок!
К барьеру звали дикари,к вольеру липли мухи.
На парапетах воробьи,переплетали слухи.
Щебень гораздило свистеть из под повозок ночи.
В гнилом сарае кроху Аню,насиловал отчим...
Тебе идёт вуаль,моя озорная изнанка.
Я сколько буром не бурил,там не навёл порядка.
Графины прятались в сервант,фартук свисал с балкона.
Я будто дрых у трона,набрал понтов барона.
Чугунным рыком,нападал на наковальню молот.
По гамакам сивых небес,бабочки шли на ворот.
Морщины пятились ко лбу,сверла томили звуки.
Я проливал молчанье в слух,на берегах разлуки... Tell me what gate does not squeak loop in which silks?
My Archangel claws were growing stronger, soaking up the nails.
On curlers zachavkannyh loopholes, I stomped out of the flip-flops.
The number of nurses thirteenth me vzhigali stigma.
Similarly, soldiers, loafers, candles kandilyabrah.
Bran my confession on the wooden tow.
We hit a drum roll, starting Sabbath metaphors.
Sometimes said to another, almost spihnuv equator!
Collapsed on the bull's clothing, children's drawing in the closet.
There is a Finnish film corkscrew slashed my throat.
Whip rascal fasting leech stuck into the pores.
Cook, shaved onion, crippled spit in cathedrals.
Steam from kotelnoy.Gilotinoy hewn down, yawning.
Crooked I scraped pin poods of blood and sweat.
Latches on my eyelids bubbled moisture.
I do not understand you, asshole! But realized the paper!
Chorus
Misty distance familiar to me.
There graying hair relatives there slouching home.
Through the Rye breaks shin.
Burning horizon, nameless fire.
In the forest kalybeli fantasies.
I raved about the issue of how to prove.
What could soar even fallen.
Which paper is only able to understand.
Verse 2.
Removable cell sentence ... and I'm in her mole, but sharp-sighted.
After nineteen mouth opened like a can not and forty.
Under ice towel, I scratched his head a beam.
I ate your hands sarcasm, I have not filed forks!
To the barrier called savages, the cage flies stuck.
On the parapets sparrows weaving rumors.
Crushed much whistling out of the wagons of the night.
The rotten shed crumbs Anya, stepfather raped ...
You are talking veil, my mischievous wrong side.
I'm not much borer drilled, there navёl order.
Pitchers were hiding in a cupboard, an apron hanging from the balcony.
I like dryh the throne, scored Ponte Baron.
Cast iron growl, attack on the anvil hammer.
By hammocks sivyh skies, butterflies were at the gate.
Wrinkles backed away to his forehead, drill tormented sounds.
I shed silent in the hearing, on the banks of the separation ... Смотрите также: | |
