Взятый под прицел он,
Умирал, но пел он.
Обводили мелом,
Люди его тело.
Раненый в сердце на вылет,
Врачи диагностировали перелом крыльев.
Его глаза уставшие от пыли,
Скрывали темные очки поверх сухожилий.
Минуты застыли в морщинах,
Освобожденный Джанго, Тарантино.
Длинные паузы, выстрелы в спину,
Стрелы Святого Валентина.
Он играл стиснувши струны от боли,
Все чаще дежестив веселого застолья.
Его встречали и с солью и хлебом,
Закрытые мероприятия под открытом небом.
А он им пел, как когда-то в подъезде,
Свою история зависимости и болезни.
Словно на клетке лестничной стоя,
Чувство полета, чувство шестое.
Припев:
Взятый под прицел он,
Умирал, но пел он.
Умирал, но пел.
Обводили мелом,
Люди его тело,
А он дальше пел.
Доброе утро в прокуренной кухне,
Где никогда не тухнет лампочка Ильича.
Причал надежды, увера за пазухой в бухте,
Распахнутые двери на оборот ключ.
Молчание затянулось и выпустило дым,
К святым, так тянутся грешные души.
Лучше не понятным, чем понятым,
Он выворачивал чувства наружу.
Простуженный и продутый он пел,
Шипел виниловозеленым змеем.
Двадцатка легких ушла на расстрел,
Он шел, ведь его где-то ждала посильнее.
Музыка, как способ свести с жизнью счеты,
Шестое чувство, чувство полета.
Выше высоток над крышами зданий,
Криком души оборвалось молчание.
Припев:
Взятый под прицел он,
Умирал, но пел он.
Умирал, но пел.
Обводили мелом,
Люди его тело,
А он дальше пел.
Взятый под прицел он,
Умирал, но пел он.
Умирал, но пел.
Обводили мелом,
Люди его тело,
А он дальше пел.
Взятый под прицел он,
Умирал, но пел он.
Умирал, но пел.
Обводили мелом,
Люди его тело,
А он дальше пел. Taken under the sight he
He dies, but he sang.
Contours of chalk,
People of his body.
Wounded in the heart on the flight,
Doctors diagnosed a broken wing.
His eyes were tired of the dust,
Hides dark glasses on top of the tendon.
Minutes frozen in wrinkles,
Freed Django, Tarantino.
Long pause, shot in the back,
Arrows Valentine.
He played stisnuvshi strings of pain,
Increasingly dezhestiv merry feast.
He was welcomed with bread and salt,
Private open-air events.
And he sang it, as once in the stairwell,
His history of addiction and disease.
Like standing on a ladder cage
The feeling of flight, the feeling of the 6th.
Chorus:
Taken under the sight he
He dies, but he sang.
He dies, but sang.
Contours of chalk,
People of his body,
And he further sang.
Good morning in the smoke-filled kitchen,
Where never goes out light bulb Ilyich.
Berth hope, I am sure in the bosom in the bay,
Open the door to turn the key.
The silence stretched and released the smoke,
As for the saints, as drawn sinful souls.
Better not understandable than understood,
He wrenched feelings out.
A cold and flushed, he sang,
Vinilovozelenym hissing serpent.
Twenty light went on shooting,
He was, after all it somewhere waiting stronger.
Music as a way to reduce the scores to life,
The sixth sense, the feeling of flying.
Above the high-rises above the roofs of buildings,
Crick has broken the silence of the soul.
Chorus:
Taken under the sight he
He dies, but he sang.
He dies, but sang.
Contours of chalk,
People of his body,
And he further sang.
Taken under the sight he
He dies, but he sang.
He dies, but sang.
Contours of chalk,
People of his body,
And he further sang.
Taken under the sight he
He dies, but he sang.
He dies, but sang.
Contours of chalk,
People of his body,
And he further sang. Смотрите также: | |
