Утро. Человек стоит на самой кромке небоскрёба и смотрит на большой город, раскинувшийся у его ног. На востоке темно-синее небо плавно перетекает в более светлые тона, смешиваясь пятнами, как краски на палитре, с нежным розовым и фиолетовым. Город ещё спит, лишь изредка предрассветное такси проворчит под ногами, как ошалевший ото сна трицератопс, да подтянутые дворники уже кое-где метут мётлами пустынные тротуары.
Он не спал всю ночь, он бродил по улицам, теряясь в толпе незнакомых людей, лениво цедил шерри в круглосуточной кафешке на третьей авеню, наблюдая за пунктиром пешеходов, потом шатался до одурения по каким-то молчаливым дворам, слушал соек в центральном парке и наслаждался своим одиночеством. Он был спокоен. Город, его город, смотрел на него снизу вверх, а он возвращал этот взгляд. Небо светлело, качество смешивалось с количеством, а он всё смотрел и думал, до чего же хороша ночь в городе. Одиночество в толпе, спокойствие среди веселья. Ведь у каждого из них есть своя история, жизнь, каждый - герой своей собственной пьесы, которая изо дня в день разыгрывается на подмостках ночных улиц под саундтрек клаксонов и тормозов
Краешек солнца показался из-за горизонта как раз в тот момент, когда он шагнул вниз, широко раскинув руки.
Ощущение полёта было практически нереальным. Он летел вниз и любовался оранжевыми бликами солнца на стеклянном панцире небоскрёба. Время текло лениво, как морской прибой, и он отмечал про себя каждую мелочь, стараясь не упустить целой картины. В какой-то момент он увидел себя как-бы со стороны, маленькую чёрную тень, отвесно парящую вниз, против солнца.
Он ещё шире раскинул руки, пытаясь обнять город до самых глухих окраин, отдавая себя ему, принося себя в жертву и сливаясь с ним. Ветер, свистящий в ушах, сливался с отдалённым пением птиц.
Время дёрнулось раз, другой и остановилось. А потом, не долетев до тротуара каких-нибудь 15 метров, он стал медленно и как-то даже неотвратимо подниматься вверх. Туда, где небо уже стало лазурным, с белой окантовкой перистых облаков. Времени не было. Ничего не было, кроме бесконечной безмятежности и покоя. Morning. Man standing on the edge of a skyscraper and looks at the big city, lying at his feet. In the east, the dark blue sky blends in with the lighter tones, mixing stains like paint on the palette, with gentle pink and purple. City still asleep, only occasionally dawn taxi provorchit underfoot as woozy from sleep triceratops, but tightened wipers have somewhere sweeping brooms deserted sidewalks.
He had not slept all night, he wandered through the streets, getting lost in a crowd of strangers, lazily hissed sherry around the clock cafe on Third Avenue, watching the dotted line of pedestrians, then staggered to the stupefaction for some silent yards, listening jays in Central Park and enjoyed his loneliness. He was calm. City, his city and looked up at him and he returned the look. The sky brightened, the quality is mixed with the amount, and it all looked and thought, What a nice night on the town. Loneliness in the crowd, among the tranquility of fun. After all, each of them has its own history, the life of each - the hero of his own plays, which every day is played out on the stage the night streets for the soundtrack of horns and brakes
Edge of the sun appeared over the horizon just at the moment when he stepped down, arms spread wide.
The sensation of flight was almost unreal. He flew down and admired the orange glare of the sun on the glass shell of a skyscraper. Time flowed lazily, like surf, and he pointed out to himself every little thing, trying not to miss the whole picture. At some point he saw himself, as it were from the outside, a small black shadow hovering vertically down against the sun.
He spread even wider hands, trying to hug the city to the most remote border regions, giving herself to him, sacrificing oneself, and merging with it. The wind whistling in his ears, mingled with the distant birdsong.
Time jerked once, twice and stopped. And then, before reaching the curb what some 15 meters, it has become slow and somehow even inevitably rise. There, where the sky has become azure, with white border cirrus clouds. I had no time. There was nothing but endless serenity and peace. | |
