Иду по гравию, в скальп дышат музы.
Меняя gravy так, что камни колыхают юзом.
Волки на кромке воют на луну своим союзом/
Луна свисает с высоты будто мужик обрюзглый.
В плеере Fuze и грузы, мне немного грустно.
Наверно это потому, что я довольно русский.
Мысленаброски так вот просто обращаю в сгустки.
И возлагаю свое сердце в жертвенник искусству.
Немые крыши смотрят в тротуар и ждут хозяев.
Рыжущий кот, как толстый коп, свое ебло раззявил.
Мир разлагается на ветви и прорезы кадров.
Возле коротких кинолент хапают дети Кадма.
Из чешуи земли торчат кусты и прячут стебли.
Замерзшие цветы любви плутают в лютых дебрях.
Бетонный лес зовёт безмолвных сов, и дирижабли
Несут надвывом хор рулад, что поднимают жабы.
Замёрзший повод жжет ладони в глубине карманов.
Конвой бретониев следит за мной будто я мамонт.
Под чёрным хлопком рюкзака тринадцать песен Кафки,
И я их пронесу с собой мимо летящих авто.
Под шлёпом башмаков мне слышен рёв канализаций.
И через лязг оков несётся стон цивилизаций.
Феи на стоне в монотоне оглушают ямы,
И ровные ряды их глаз журчат как океаны.
Навь чертыхается в атлас развязок яви.
Просохшим матовым раскрасом мгла кирпич буравит.
В скальп дышат музы, мои стопы ощущают гравий.
И камни колыхают юзом, размеряя gravy.
И у нас всё окей с тобой...
Можно даже пойти поспать.
I go on the gravel in the scalp breathe muse.
Changing the gravy so that the stones waved skid.
Wolves are howling on the edge of the moon their Union /
The moon hangs from a height like a man flabby.
The Fuze player and loads, I'm a little sad.
Maybe it's because I'm pretty Russian.
Myslenabroski and so easy to draw in clumps.
And I lay my heart at the altar of art.
Dumb roof facing the sidewalk and wait for the hosts.
Ryzhuschy cat, like a fat cop, his eblo razzyavil.
The world splits into branches and the slot frames.
Near the short films to seize the children of Cadmus.
Scale of land sticking out the bushes and hide the stems.
Frozen flowers of love to wander in the wilds of the evil.
Concrete timber calls the silent owls, airships and
Carry a chorus nadvyvom roulades that raise toad.
The frozen reason to burn the palm of deep pockets.
Convoy Breton watching me like I'm a mammoth.
Under the black cotton backpack thirteen songs of Kafka,
And I will carry with them is by flying car.
Under shlёpom shoes I heard the roar of the sewage.
And through the shackles clanging of rushing moan civilizations.
Fairies to moan in a monotone stun pit
And the neat rows of eyes murmuring as oceans.
Nav curses in satin interchanges waking.
Dried out matte paint mist brick gimlet.
In the scalp breathe muse, my feet feel the gravel.
And the stones waved skid, size gravy.
And we all okay with you ...
You can even go to sleep.
