Милого нет. Никогда не придет он к обедне.
И жемчужины слез ты роняешь в пустую постель.
Милый гниет, Северным Пастбищем съеден,
И гремит по ночам вязанкой желтых костей.
И снова в тебе голодное сердце поет
Тонким смешным голоском, рыжим хмельным колоском.
И где-то в груди расцветает пейот.
Один только меткий костыль да на шесть холостых,
И здравствуй, милый!
И не воскресить, и не вернуть, и вновь не влюбиться.
Потным этапом мимо ползут живые тела.
Эта грязь под ногтями и эти щербатые лица,
Ни с кем из них свою страсть ты разделить не смогла б.
Венки и булавки на простынях твоих серых,
Хризантемой свернулась слепая судьба.
Губами сожми возбужденную плоть револьвера.
Ты на поле чудес, сука, крути барабан!
No sweetheart. He will never come to mass.
And you drop the pearls of tears into an empty bed.
Sweet one is rotting, eaten by the Northern Pasture,
And thunders at night with a bundle of yellow bones.
And again the hungry heart sings in you
In a thin funny voice, a red, intoxicated spikelet.
And somewhere in the chest peyote blooms.
Only one well-aimed crutch and for six single,
And hello dear!
And not to resurrect, and not to return, and again not to fall in love.
Living bodies crawl past in a sweaty stage.
This dirt under the nails and these chipped faces
You could not share your passion with any of them b.
Wreaths and pins on your gray sheets
A chrysanthemum curled up blind fate.
Press your lips against the excited flesh of the revolver.
You're on the field of miracles, bitch, spin the drum!
