(сл. Геннадия Жукова)
В смиренье тягостном влача
асфальт, налипший на подковы,
влача обноски и обновы,
я, было, умер сгоряча...
Но был у города конец.
И кровь слилась с древесным соком –
я горло жег зеленым током,
зеленый хрупая чабрец.
Еще гортань была в огне,
когда со страхом пилигрима
я чуял, как неистребимо
язычник деется во мне.
О, я не знал, слетая с круга,
как хрип с пластинки шансонье,
что петь мне звонко и упруго,
что мне играть на тетиве!
Возьми мой кашель перочинный
и возврати, моя земля,
гортанный хохот лошадиный
и плач гортанный журавля!
Пусть эта боль на боль похожа...
Пусть. Я согласен онеметь,
пока сползают слизь и кожа,
и нарастают сталь и медь.