Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даете уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьезные. У Андрея Петровича екнуло сердце, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, еще двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?
— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.
— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договоренности. Когда бы вы хотели начать?
— Я, собственно... — собеседник замялся.
— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то...
— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.
— Говорите, я запомню.
В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф все еще достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век... Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чем немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надежный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним — вещи. А затем... Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом, — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак... Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он... Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно... С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
— Нигде? — спросил Максим тихо.
— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Еще более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты... — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну и, конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
— Да, продолжайте, пожалуйста.
— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счет написанного за двадцать предыдущих веков.
Анд The call came when Andrei Petrovich lost all hope.
- Hello, I'm on your ad. You give lessons of literature?
Andrei Petrovich looked into the videophone screen. A man in his late twenties. Strictly dressed - suit, tie. A smiling but serious eyes. Andrei Petrovich's heart sank, he posted an ad in a network only out of habit. For ten years there were six calls. Three wrong number, and two others were working in the old insurance agents, and one beguiled literature with a ligature.
- D-give lessons - faltering with emotion, said Andrei Petrovich. - H at home. Are you interested in literature?
- Interests - nodded said. - My name is Max. Let me know what are the conditions.
"Zadar!" - Almost blurted Andrei Petrovich.
- Hourly pay - he forced himself to utter it. - By agreement. When would you like to start?
- I am, actually ... - companion hesitated.
- The first session free, - said Andrei Petrovich hurriedly. - If you do not like it, then ...
- Let's tomorrow - emphatically said Maxim. - At ten in the morning you want? By nine I take the children to school, and then free up to two.
- Arrange - glad Andrei Petrovich. - Write down the address.
- Speak, I remember.
On this night, Andrei Petrovich had not slept, walked the tiny room, almost cell, not knowing what to do with shaking the hand of experience. For twelve years he lived on a miserable allowance. Since that day, he was fired.
- You are too narrow specialist, - said at the time, hiding his eyes, the director of the lyceum for children with humanitarian inclinations. - We value you as an experienced teacher, but that's your thing, alas. Tell me you do not want to be retrained? Tuition Lyceum could partially pay. Virtual ethics, basics of the virtual law of robotics history - you may well be able to teach it. Even the cinema is still quite popular. He, of course, not much time left, but at your age ... What do you think?
Andrei Petrovich refused, as many later regretted. A new job can not be found, literature has remained in a few schools, libraries closed last, philologists, one after another retrained someone in that much. A couple of years he pestered gymnasiums, schools and special schools. Then he stopped. Promayalsya six months on retraining courses. When the wife left, and threw them.
Savings quickly ended, and Andrei Petrovich had to tighten the belt. Then sell the aircar, the old, but reliable. Antique service, the remainder of the mother, for him - things. And then ... Andrei Petrovich was sick every time he thought about it - and then it was the turn of books. Ancient, thick, paper, is also from the mother. For collectors of curiosities gave good money, so that Count Tolstoy fed for a month. Dostoevsky - two weeks. Bunin - half.
As a result, Andrei Petrovich left fifty books - best-loved, read a dozen times, those with whom he could not give up. Remarque, Hemingway and Marquez, Bulgakov, Brodsky, Pasternak ... Books were on the shelf, occupying four shelves, Andrei Petrovich wiped daily with roots dust.
"If this guy, Max, - randomly thought Andrei Petrovich, nervously pacing from wall to wall - if it is ... then it may be possible to repurchase ago Balmont. Or Murakami. Or Amadou ".
Trivia realized Andrei Petrovich suddenly. No matter whether it is able to repurchase. He can tell you that's it, that's the only important thing. Transfer to! Send to others what he knows, what he has.
Maxim rang the doorbell at ten o'clock, on the dot.
- Come, - Andrei Petrovich began to fuss. - Sit down. That's ... Where would you like to start?
Maxim hesitated, carefully sat down on the edge of a chair.
- From what you see fit. You see, I know nothing. Full. I was not taught anything.
- Yes, of course - nodded Andrei Petrovich. - Like all the others. In secondary schools do not teach literature almost a hundred years. And now they do not teach in the special.
- Nowhere? - Maxim asked quietly.
- I'm afraid I have anywhere. You see, at the end of the twentieth century, the crisis began. Read once was. At first the children and then the children grew up, and was once reading to their children. Even more once than parents. There were other pleasures - mostly virtual. Games. Any tests, quests ... - Andrei Petrovich waved. - And, of course, technology. Technical discipline began to force the humanities. Cybernetics, quantum mechanics and electrodynamics, high-energy physics. And literature, history, geography, receded into the background. Especially literature. You watch, Maxim?
- Yes, please continue.
- In the twenty-first century no longer print books, paper changed electronics. But also in electronic form on the literature demand fell - rapidly several times in each new generation from the previous. As a result, it reduced the number of letters, then they did not really - people stopped writing. Philologists lasted for a hundred years longer - by written twenty centuries earlier.
Andes | |
