Скрип пружины, Никита не спал
Он прятал улики под матрас, прятал синяки от назойливых глаз
Публики за стенами клиники. Больничные пленники
Боятся Бога и молний,
Все в серых робах, больные десна,
Бледные впалые щеки плюс старая зубная щетка.
Еще решетки на тех окнах были.
В белых простынях завернуты, словно в коконах.
В коридорах гудели ртутные лампы, смех, стон, эхо между палатами.
Замерзали атомы, не хватало тепла.
плачь, тише, а то услышит врач
врач сказал, что во всем виноваты гены. Ночью взгляды царапали голые стены.
Демоны, духи всех мастей тянули руки. Сухие ветви бросали тени на постели.
Сквозь пыльные окна больниц я видел страх, я видел ненависть в лицах.
Медсестричка, сестрица, скажи где мне взять спички и чем здесь нас пичкают?
Мне надоело видеть черно-белые сны, раньше, как-то помню - были они цветными.
Скажи как снять проклятье,
Где растут цветы и где найти той пыли.
Подвесные потолки, где браслеты, куда пропал сератанин минувшим летом.
Такие тонкие руки Никиты, шрам на виске, глаза прикрыты.
Чуть видно.
Боли больше не надо, я умоляю, падрэ,
Я умоляю друзей оставить меня.
Ведь вы же видите - я не могу узнать верных псов, обнять не хватит рук моих.
Он резал веки, палил брови, чем-то царапал вены, был готов к смерти.
Женские руки твердили про холодный взгляд, но кровь из глаз дарила тепло,
Тогда как они могли посметь тайком говорить?
Мой малыш, как я мог с этим жить?
Никиту пугали зрачки уже второй март.
Справа Платон, слева кричал Декарт.
Не трогай щеки, сука, твои слова лишь пепел,
Ты при дворе, а значит вряд ли друг
Мне
Не стоит менять буквы местами, ведь он терял силы такими долгими днями.
За стенами клиники февраль курил на ветру, Антон был первым, переступившим черту -
Первый больничный пленник, переступивший страх смерти.
Подвесные потолки, где браслеты, куда пропал сератанин минувшим летом.
Такие тонкие руки Никиты, шрам на виске, глаза прикрыты.
Чуть видно.
Боли больше не надо, я умоляю, падре,
Я умоляю друзей оставить меня.
Ведь вы же видите - я не могу узнать верных псов, обнять не хватит рук моих. Spring creak, Nikita did not sleep
He hid evidence under the mattress, hid bruises from prying eyes
The public outside the clinic. Hospital prisoners
They are afraid of God and lightning
All in gray robes, sore gums,
Pale sunken cheeks plus an old toothbrush.
There were also bars on those windows.
Wrapped in white sheets as if in cocoons.
Mercury lamps hummed in the corridors, laughter, groans, echoes between the chambers.
Atoms froze, there was not enough heat.
cry, be quiet, otherwise the doctor will hear
the doctor said genes were to blame. At night, gazes clawed at the bare walls.
Demons, spirits of all stripes stretched out their hands. Dry branches cast shadows on the bed.
Through the dusty windows of the hospitals I saw fear, I saw hatred in their faces.
Nurse, sister, tell me where to get the matches and what are they feeding us here?
I'm tired of seeing black and white dreams, before, I somehow remember - they were colored.
Tell me how to remove the curse
Where flowers grow and where to find that dust.
Suspended ceilings, where bracelets, where the serratin disappeared last summer.
Such thin hands of Nikita, a scar on his temple, his eyes are covered.
Barely visible.
No more pain, I beg you, padre,
I beg my friends to leave me.
After all, you see - I cannot recognize the faithful dogs, my arms are not enough to hug.
He cut his eyelids, burned his eyebrows, scratched his veins with something, was ready for death.
Women's hands kept repeating about a cold look, but the blood from the eyes gave warmth,
Then how could they dare to speak secretly?
My baby, how could I live with this?
Nikita was frightened by the pupils for the second March.
On the right is Plato, on the left Descartes shouted.
Don't touch your cheeks, bitch, your words are just ashes
You are at court, which means you are hardly a friend
To me
Do not change the letters in places, because he was losing strength for such long days.
Outside the walls of the clinic, February was smoking in the wind, Anton was the first to cross the line -
The first hospital prisoner to overcome the fear of death.
Suspended ceilings, where bracelets, where the serratin disappeared last summer.
Such thin hands of Nikita, a scar on his temple, his eyes are covered.
Barely visible.
No more pain, I beg, padre,
I beg my friends to leave me.
After all, you see - I cannot recognize the faithful dogs, my arms are not enough to hug. Смотрите также: | |
