My Grandfather's clock was too large for the shelf,
So it stood ninety years on the floor.
It was taller by half than the old man himself,
Though it weighed not a pennyweight more.
It was bought on the morn of the day he was born,
And twas always his treasure and pride,
But it stopped short, never to go again, when the old man died.
In watching its pendulum swing to and fro,
Many hours had he spent as a boy.
And in childhood and manhood the clock seemed to know,
And it shared both his sorrow and joy.
For it struck twenty-four when he entered the door,
With a blooming and beautiful bride,
But it stopped short, never to go again, when the old man died.
Ninety years without slumbering, tick, tock, tick, tock,
It's life seconds numbering, tick tock, tick, tock,
But it stopped short, never to go again, when the old man died.
My Grandfather said that of those he could hire,
Not a servant so faithful he found.
It wasted no time and it had one desire,
At the end of the week to be wound.
And it stayed in its place, not a frown upon its face,
And it's hands never hung by it's side,
But it stopped short, never to go again, when the old man died.
Now it rang an alarm in the still of the night,
An alarm that for years had been dumb.
We all knew that his spirit was pluming in flight,
That his hour of departure had come.
Still the clock kept its time with a soft and muffled chime,
As we silently stood by his side,
But it stopped short, never to go again, when the old man died.
Ninety years without slumbering, tick, tock, tick, tock,
It's life seconds numbering, tick tock, tick, tock,
But it stopped short, never to go again, when the old man died. часы моего деда был слишком велик для полки,
Так он стоял девяносто лет на полу.
Он был выше, чем на половину самого старика,
Хотя он весил не более Пеннивейт больше.
Она была куплена на утре дня его рождения,
И TWAS всегда его сокровище и гордость,
Но осекся, никогда не идти снова, когда старик умер.
Наблюдая за его маятника взад и вперед,
Много часов был он провел, как мальчик.
И в детстве и мужественности часы, казалось, знал,
И она разделяет оба его печаль и радость.
Ибо ударил двадцать четыре, когда он вошел в дверь,
С цветением и красивой невестой,
Но осекся, никогда не идти снова, когда старик умер.
Девяносто лет без дремлющие, тик, Tock, тик, Tock,
Это жизнь секунды нумерация, тик так, тик, Tock,
Но осекся, никогда не идти снова, когда старик умер.
Мой дед сказал, что тех, кого он мог нанять,
Не раб верен он нашел.
Он, не теряя времени, и это было одно желание,
В конце недели, чтобы быть намотана.
И он остался на своем месте, а не на его хмуриться лицо,
И это руки никогда не подвешивали его стороне,
Но осекся, никогда не идти снова, когда старик умер.
Теперь раздался сигнал тревоги в ночной тишине,
Сигнал, что в течение многих лет был немым.
Мы все знали, что его дух был в полете водопровод,
Это пришел его час отправления.
Тем не менее часы сохранил свое время с мягким и приглушенным звоном,
Как мы молча стояли рядом с ним,
Но осекся, никогда не идти снова, когда старик умер.
Девяносто лет без дремлющие, тик, Tock, тик, Tock,
Это жизнь секунды нумерация, тик так, тик, Tock,
Но осекся, никогда не идти снова, когда старик умер. Смотрите также: | |
