А мало слов не проще, чем слишком много, ведь в "много" можно слукавить, сплясать с глаголом, в обрывке текста холодно, мерзнут ноги, на круглой сцене стоишь, понимаешь, голым, ни вверх, ни вниз, скребешь позвоночник ногтем, прикроешь кожу - вылезет сердцевина, певец, сломавший звук на высокой ноте, Зази в Метро - непринято, нецивильно. Все ходят тыкают пальцем бормочут: "Хокку"... Да, танка, Танька на танке, ну, звездануться, всё хокку, хокку... им натрепать бы холку, а после чай и во что-нибудь завернуться. И ты на виду - неважно, минуту, час ли, общественного внимания хранитель. Солон говорил: "Пока не помрешь - несчастлив. Помрешь - напишут что-нибудь на граните."
За годом годы - сколько по ним ни ёрзай, чем дальше тем всё более всем паршиво. Пойми, лисица, это уже серьезно - у Серой Шейки клювик острее шила. Потом собирать по снегу кровавый бисер, размазывать по поверхности грусть-кручину. Пойми, тупица, маленький принц разбился, земля его слишком яростно приручила. Журавль больше не приглашает в гости, у журавля закончилось угощенье, он ест крупу, просроченную по ГОСТу, он полон зла, обиды и отвращенья... Ну что стоишь, неясно? За рыбу шекель... Мечтаешь да? О хлебе, тепле и крове... Беги скорее от полоумной Шейки, беги, скорей, пожалуйста, я прикрою.
А с неба сыплет, сыплет густую манку, как будто всё опять происходит снова, пусти меня на минутку, я в гости к мамке, я не сбегу, ну, вот тебе честнослово. Пусти наверх, я сразу, обнять родную, коснуться зеленых веток, послушать чаек... Послушай, дорогая, а может, ну их, садись, накормим Цербера, выпьем чаю, обнять ей, понимаешь, потрогать ветки... а выпить там нектарчику - нет, не тянет? Олимп разрушен во время Второй Советской и там теперь стоит детский сад "Нефтяник". Помпея, кстати, сдохла в потоках лавы, я слышал, что никто оттуда не вышел. Поникли лютики, дружно увяли лавры, садись, дружок, и ну их, всех тех, кто выше.
Наш самолет взлетает, бежит по полю, ремни, окошки, кресла, в руках пакетик. Всё кончилось ненароком, никто не понял, два ломких слова хрустнули на паркете. А дальше - всем прекрасно, а я не в теме, а я реву белугой, мороз по коже, всё кончено, грачи давно улетели и цирк уехал, клоуны, кстати, тоже. На танке Танька, Лана в аэроплане, на поезде... впрочем, хватит, неинтересно, Сосредоточься. Надо не сдохнуть в хламе. Ремни, окошки, поле, пакетик, кресло. Два слова - слишком мало даже для хокку, но больше нет, у смертных, у горемычных, держу, храню в кармане свою находку, такой вот ключ к свободе, крючок, отмычка. Лисица убегает, следы-цепочка, за что мне это всё, по каким причинам.
Да что ты там, не грусти, это всё цветочки. Земля тебя слишком намертво приручила. And few words are no easier than too many, because in "a lot" you can cheat, dance with a verb, in a piece of text it is cold, your feet are cold, you stand on a round stage, you know, naked, neither up nor down, you scratch your spine with your fingernail, cover skin - the core will come out, the singer, who broke the sound on a high note, Zazi in the Metro - unacceptable, uncivil. Everyone walks and pokes a finger muttering: "Hokku" ... Yes, a tank, a Tanka on a tank, well, starry, all the hokku, hokku ... they would have to ruffle the withers, and then wrap themselves in something. And you are in plain sight - no matter whether it is a minute or an hour, the keeper of public attention. Solon said: "Until you die, you are unhappy. If you die, they will write something on granite."
Over the years, years - no matter how you fidget on them, the further the more and more everything is lousy. Understand, fox, this is already serious - at Gray Neck she sewed sharper beak. Then collect bloody beads on the snow, smear sadness-ruchina on the surface. Understand, you dumbass, the little prince has crashed, the earth has tamed him too fiercely. The crane no longer invites you, the crane has run out of food, it eats cereal, expired according to GOST, it is full of evil, resentment and disgust ... Well, what are you standing there, unclear? For fish shekel ... Do you dream? About bread, warmth and shelter ... Run rather from the crazy Sheika, run, hurry, please, I will cover.
And pouring from the sky, pouring thick semolina, as if everything is happening again, let me in for a minute, I’m visiting my mother, I won’t run away, well, here’s honestly. Let me go upstairs, I immediately hug my dear, touch the green branches, listen to the seagulls ... Listen, dear, maybe well, sit down, feed Cerberus, drink tea, hug her, you know, touch the branches ... and drink some nectar there - no, it doesn't? Olympus was destroyed during the Second Soviet and there is now a kindergarten "Oilman". Pompeia, by the way, died in lava flows, I heard that no one came out of there. Buttercups drooped, laurels withered together, sit down, my friend, and well, them, all those who are higher.
Our plane takes off, runs across the field, belts, windows, chairs, a bag in our hands. It all ended inadvertently, no one understood, two brittle words crackled on the floor. And then - everyone is fine, but I'm not in the subject, and I'm roaring like a beluga, frost on my skin, it's all over, the rooks flew away long ago and the circus left, the clowns, by the way, too. On a tank Tanka, Lana in an airplane, on a train ... however, that's enough, not interesting, Concentrate. We must not die in the trash. Belts, windows, box, bag, chair. Two words - too little even for a hokku, but no more, for mortals, for the unfortunate, I keep, I keep in my pocket my find, such is the key to freedom, a hook, a master key. The fox is running away, the traces are a chain, why is this all to me, for what reasons.
Why are you there, do not be sad, these are all flowers. The earth has tamed you too tightly. | |
