He stands at the crossroads of New St. and Old Town.
Gerald Something from good-home-on-sea.
Thinking back to the child that he once was.
All bread and butter and jam for his tea.
Men came and went in his moments of madness.
Muttered apologies, late for a meeting.
Too much intensity too much feigned sadness.
Crestfallen, hangdog, glances too fleeting.
He was your golden boy, he's adrift and dumfounded
with nowhere to go, no appointments to keep.
He's our little man, he's adrift and dumfounded.
Head on hard pillow, waiting for sleep.
Broken societies, selfish, uncaring.
Addled brains clutching at chemicals soothing.
Desperate measures, desperately tearing
at last vestige of dignity, his for the losing.
He was your golden boy, he's adrift and dumfounded
with nowhere to go, no appointments to keep.
He's our little man, he's adrift and dumfounded.
Head on hard pillow, waiting for sleep.
Он стоит на перекрестке Новой улицы и Старого города.
Джеральд Что-то из доброго дома-на-море.
Вспоминая ребенка, которым он когда-то был.
Хлеба с маслом и джемом для его чая.
Люди приходили и уходили в моменты его безумия.
Пробормотал извинения, опоздал на встречу.
Слишком много энергии, слишком много притворной печали.
Упавший, вялый, слишком мимолетные взгляды.
Он был твоим золотым мальчиком, он плывет по течению и ошеломлен
некуда идти, нет назначенных встреч.
Он наш маленький человечек, он плывет по течению и ошеломлен.
Голова на твердой подушке в ожидании сна.
Разрушенные общества, эгоистичные, равнодушные.
Запутанные мозги, цепляющиеся за успокаивающие химические вещества.
Отчаянные меры, отчаянно рвущиеся
наконец-то остаток достоинства, его для проигравшего.
Он был твоим золотым мальчиком, он плывет по течению и ошеломлен
некуда идти, нет назначенных встреч.
Он наш маленький человечек, он плывет по течению и ошеломлен.
Голова на твердой подушке в ожидании сна.
