На новый этаж со дна белоснежной Чувашии тащим багаж.
Тяжёлый, как жопа Минаж, и ты тут ничего не поменяешь.
Этот белый ничем не замажешь. Молотом бьёт молодость!
Пусть пытает голодом; мы все тут вечно молодыми поляжем.
Дрейфую по тёмным водам. Матёрый вор, как тень на фото.
Смотрю на свет со дна болота, я лезу куда-то не зная нот.
Не затопило горизонт, пока мой вокал
Незаметно задевает кривыми боками твой плейлист.
Доломаю механизм и взлечу над развалинами под облака.
Мы не по накатанной! Гадами до*уя понагадано было.
Тлеют внутри меня медленно силы на попытки из общего шума выныривать.
Мы не по накатанной! Гадами до*уя понагадано было.
Тлеют внутри меня медленно силы на попытки из общего шума выныривать.
Упадёт и ровно ляжет. Куплетом набили тяжесть.
Упадёт и ровно ляжет. Куплетом набили… Раз-два-три.
Тяжесть! Влачить куплеты — это так тяжко.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть! Влачить куплеты — это так тяжко.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть!
Скажет турист: «Это волшебное место! Это чудное место!»
«Как бы свалить подальше?» — скажет местный — трудное детство.
Но мы здесь, и чтобы ты не устоял на ногах, навалимся все вместе.
Завтра гробовая плита отрежет небо, но сегодня ухо съест эту песню.
С тобой кто-то остался? Среди тварей, как Ной. Сложность — хардкор.
Чья-то жизнь напоминает футбол, ждёшь штрафной.
Тут я вряд ли дойду до конца невредимым, хоть одной ногой, но в огонь.
Мой выбор — это сотня миров, очередной не дня без строчки, хоть я не портной.
Здесь редким цветком растёт уникальность, кварталы хранят свои тайны.
Сюда опять придёт золотая осень, но город давно покинули все левитаны.
Заново нас ждёт тяжесть испытаний, нескончаемые кочки опять сменяют ямы,
Пока кто-то без устали дышит солью чаще океана.
Душевно скуренный камень ляжет камнем на душе.
Ты хотела рай во дворце, но здесь такого нет, есть только рэп в шалаше.
Трудно сдвинуть булыжники старых границ, ведь судьба всё капризней.
Тут открывают бутылку, часто - это главное открытие в жизни.
Щеки морозами укушены перед глазами ледышками равнодушными.
Протечёт вся Luxury Life жизнь красивая, как Стив Бушеми.
Жизнь красивая, если старится, сплетаясь с приходов, белёс и кокон.
Погружаюсь в Матрицу, грёзы сладкие, как слёзы копов.
В потёмках квартал регулярно пьянел с того самого дня, как основа.
Ты просто хотел стать немного сильнее, но это дерьмо убивало снова.
В этом глубоком заМКАДьи на перепутье, где всюду жульё и на гадине гадина,
Алкогольный заплыв, погружение, марихуанская впадина!
Город — проекция мрака в разломах теней, приют для химеры гаргульи.
Путёвка в Радон, местный крематорий, чё поделать — валар моргулис.
Чё поделать? Мы тут все зависли на куске земли, что обнесён колючкой.
Морозы очень лютые и ветер злючий, от границы пополам переломлен ключ.
Тут не носят и даже не слушают Gucci. Что не день, то такой злоебучий.
Под вечер опять на застольях туманятся очи, сгущаются тучи.
Здесь где-то потерян я, да и ты вряд ли видел от жизни много поблажек.
Чувствуешь груз бытия, как на плечи плащом опускается тяжесть.
Упадёт и ровно ляжет. Куплетом набили тяжесть.
Упадёт и ровно ляжет. Куплетом набили… Раз-два-три.
Тяжесть! Влачить куплеты — это так тяжко.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть! Влачить куплеты — это так тяжко.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть!
Я рвал и метал свой тяжёлый металл, до воспаления миндалин
Hасплавил себя на раскалённых битах, собирая свой механизм по деталям.
Это Эзит Хаус шатает здание, тут Dark Faders шаманит с нами.
Дикий слем — это наше знамя, толпа честна и с нами топчет славно.
Гром, предвестник-гром, я вижу лишь едкий дым под потолком,
Где всем нутром я чувствую тяжесть за весь этот дом,
Кислотный дом, где тяготит этот железный трон.
Там, где не тронутся умом, дай мне не тронутся.
Раздувая мехами, перемалывал камень, этот стиль тяжёлый ковался веками.
Это амальгама из всех регалий, все свои медали я переплавил.
Клеткой грудной перетирая гравий, мы тут с пацанами забиваем сваи.
Нацарапали своего тяжеляка на тех самых-самых заветных скрижалях.
Куплетом упадёт и ровно ляжет в тени депрессивных многоэтажек.
И видим мы соседей всех в этом здании, нас будит наш душераздирающий кашель.
В стаканах ртуть, копоть и тяжко мы крутим-крутим стальную стружку.
Влачить куплет это так тяжко, но кто ещё? Вот мы и тащим.
Упадёт и ровно ляжет. Куплетом набили тяжесть.
Упадёт и ровно ляжет. Куплетом набили… Раз-два-три.
Тяжесть! Влачить куплеты — это так тяжко.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть! Влачить куплеты — это так тяжко.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть! Но кто ещё? Вот мы и тащим.
Тяжесть! On the new floor at the bottom of snowy Chuvashia drag luggage.
Heavy as Minaj ass, and you're here nothing has changed.
This white does not zamazhesh. Hammer hits youth!
Let attempts hunger; we are all eternally young polyazhem.
Drifting through the dark waters. Hardened thief, like a shadow in the image.
I look at the light from the bottom of the swamp, I climb somewhere without knowing the notes.
Not flooded horizon until my vocal
Imperceptibly curved sides hurt your playlist.
Dolman vzlechu mechanism and over the ruins of the clouds.
We are not on the thumb! Creeping up * yn ponagadano was.
Smolder inside me slowly forces the attempts of the general noise emerges.
We are not on the thumb! Creeping up * yn ponagadano was.
Smolder inside me slowly forces the attempts of the general noise emerges.
Fall and lie flat. Verse stuffed severity.
Fall and lie flat. Verse stuffed ... One-two-three.
Gravity! Eked verses - it's so hard.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity! Eked verses - it's so hard.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity!
He will say a tourist: "This is a magical place! This is a wonderful place! "
"How would knock out?" - Says a local - a difficult childhood.
But we are here and that you do not stay on his feet, in bulk all together.
Tomorrow deathly cooker will cut the sky, but today ear eat this song.
Are you someone was? Among the creatures, as Noah. Complexity - hardcore.
Someone's life resembles a football, waiting for the penalty.
Here I hardly reached the end unscathed, at least one leg, but in the fire.
My choice - a hundred worlds, not the next day without a line, though I'm not a tailor.
Here the rare flower growing uniqueness neighborhoods keep their secrets.
Here again comes the golden autumn, but the city has long since left all Levitan.
Newly we are waiting for the severity of the tests, endless mounds again replace pit
Until someone breathes salt often ocean without getting tired.
Mentally skurenny stone stone will fall on the soul.
You wanted a paradise in the palace, but there is no such, there is only rap in a tent.
It is difficult to move the rubble of the old boundaries, because the fate of all capricious.
Then open the bottle, often - this is a major discovery in life.
Frost bitten cheeks before the eyes of icicles indifferent.
Drops through the whole life Luxury Life is beautiful, like Steve Buscemi.
Life is beautiful, if the old, interwoven with the parishes, and whitish cocoon.
Immersed in a matrix, sweet dreams, as the tears cops.
In the darkness quarter regularly drunk since that day, as a basis.
You just wanted to get a little stronger, but this shit is killing again.
In this deep zamkadya at a crossroads, where everywhere swindlers and snake snake,
Alcoholic swim, dive, marihuanskaya depression!
City - the projection of the dark shadow in the faults, a shelter for the gargoyles chimeras.
Road to Radon, a local crematorium, Che do - Valar Morgulis.
Che do? We're all stuck on a piece of land that enclosed with barbed wire.
Frost is very fierce and the wind zlyuchy from half border broken-key.
There are not and do not even listen to Gucci. What is not a day, such a strongly needed or desirous of sex.
In the evening back to the nebula feasts his eyes, the dark clouds.
Here's where I lost something, and you're unlikely to have seen life from the many indulgences.
Feel the goods being like a cloak over his shoulders lowered severity.
Fall and lie flat. Verse stuffed severity.
Fall and lie flat. Verse stuffed ... One-two-three.
Gravity! Eked verses - it's so hard.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity! Eked verses - it's so hard.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity!
I fumed and raged his heavy metal to the inflammation of the tonsils
Hasplavil themselves on hot bits, gathering their gear on the details.
It Ezit House building sways, then Dark Faders shaman with us.
Wild slam - this is our banner, the crowd and is honest with us treads nicely.
Thunder, a harbinger of Thunder, I see only the acrid smoke from the ceiling,
Where all gut I feel the weight of the whole house,
Acid House, which weighs on the Iron Throne.
Where it is not touched by the mind, let me not be touched.
Fanning furs, milled stone, this style of heavy forged centuries.
It is an amalgam of all the jewels, all his medals, I melted.
Cage chest rubbing gravel, we are here with the guys hammering piles.
He scratched his heavy music on the most-treasured tablets.
Verse falls and lies exactly in the shadow of high-rise buildings depressed.
And we see all the neighbors in the building, we have our wakes heartbreaking cough.
In a glass of mercury, soot and heavy we twist-twist steel wool.
Eked out a verse is so hard, but who else? So we drag.
Fall and lie flat. Verse stuffed severity.
Fall and lie flat. Verse stuffed ... One-two-three.
Gravity! Eked verses - it's so hard.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity! Eked verses - it's so hard.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity! But who else? So we drag.
Gravity! | |
