Shantaram
Part One
Chapter One
It took me a long time and most of the world to learn what I know about love and fate and the choices we make, but the heart of it came to me in an instant, while I was chained to a wall and being tortured. I realized, somehow, through the screaming in my mind, that even in that shackled, bloody helplessness, I was still free: free to hate the men who were torturing me, or to forgive them. It doesn't sound like much, I know.
But in the flinch and bite of the chain, when it's all you've got, that freedom is a universe of possibility. And the choice you make, between hating and forgiving, can become the story of your life.
In my case, it's a long story, and a crowded one. I was a revolutionary who lost his ideals in heroin, a philosopher who lost his integrity in crime, and a poet who lost his soul in a maximum-security prison. When I escaped from that prison, over the front wall, between two gun-towers, I became my country's most wanted man. Luck ran with me and flew with me across the world to India, where I joined the Bombay mafia. I worked as a gunrunner, a smuggler, and a counterfeiter. I was chained on three continents, beaten, stabbed, and starved. I went to war. I ran into the enemy guns. And I survived, while other men around me died. They were better men than I am, most of them: better men whose lives were crunched up in mistakes, and thrown away by the wrong second of someone else's hate, or love, or indifference.
And I buried them, too many of those men, and grieved their stories and their lives into my own.
But my story doesn't begin with them, or with the mafia: it goes back to that first day in Bombay. Fate put me in the game there.
Luck dealt the cards that led me to Karla Saaranen. And I started to play it out, that hand, from the first moment I looked into her green eyes. So it begins, this story, like everything else- with a woman, and a city, and a little bit of luck.
The first thing I noticed about Bombay, on that first day, was the smell of the different air. I could smell it before I saw or heard anything of India, even as I walked along the umbilical corridor that connected the plane to the airport. I was excited and delighted by it, in that first Bombay minute, escaped from prison and new to the wide world, but I didn't and couldn't recognize it. I know now that it's the sweet, sweating smell of hope, which is the opposite of hate; and it's the sour, stifled smell of greed, which is the opposite of love. It's the smell of gods, demons, empires, and civilizations in resurrection and decay. It's the blue skin-smell of the sea, no matter where you are in the Island City, and the blood-metal smell of machines. It smells of the stir and sleep and waste of sixty million animals, more than half of them humans and rats. It smells of heartbreak, and the struggle to live, and of the crucial failures and loves that produce our courage. It smells of ten thousand restaurants, five thousand temples, shrines, churches, and mosques, and of a hundred bazaars devoted exclusively to perfumes, spices, incense, and freshly cut flowers. Karla once called it the worst good smell in the world, and she was right, of course, in that way she had of being right about things. But whenever I return to Bombay, now, it's my first sense of the city-that smell, above all things-that welcomes me and tells me I've come home.
The next thing I noticed was the heat. I stood in airport queues, not five minutes from the conditioned air of the plane, and my clothes clung to sudden sweat. My heart thumped under the command of the new climate. Each breath was an angry little victory. I came to know that it never stops, the jungle sweat, because the heat that makes it, night and day, is a wet heat. The choking humidity makes amphibians of us all, in Bombay, breathing water in air; you learn to live with it, and you learn to like it, or you leave.
Then there were the people.
Шантарам
Часть первая
Глава Один
Мне потребовалось много времени и большая часть мира, чтобы узнать то, что я знаю о любви, судьбе и выборе, который мы делаем, но суть этого пришла ко мне в одно мгновение, когда я был прикован к стене и подвергался пыткам. Я каким-то образом осознал через крик в моем сознании, что даже в этой скованной кровавой беспомощности я все еще был свободен: мог ненавидеть людей, которые пытали меня, или прощать их. Я знаю, это не так уж много.
Но в дрожании и укусе цепи, когда это все, что у вас есть, эта свобода становится вселенной возможностей. И ваш выбор между ненавистью и прощением может стать историей вашей жизни.
В моем случае это длинная и многолюдная история. Я был революционером, потерявшим свои идеалы в героине, философом, потерявшим целостность в преступлении, и поэтом, потерявшим душу в тюрьме строгого режима. Когда я сбежал из тюрьмы через переднюю стену, между двумя орудийными башнями, я стал самым разыскиваемым человеком в моей стране. Удача бежала со мной и полетела со мной через весь мир в Индию, где я присоединился к бомбейской мафии. Я работал торговцем оружием, контрабандистом и фальшивомонетчиком. Меня приковали цепями на трех континентах, избивали, закалывали и морили голодом. Я пошел на войну. Я наткнулся на вражеские орудия. И я выжил, а другие мужчины вокруг меня погибли. Они были лучше меня, большинство из них: лучшие люди, чья жизнь была разрушена ошибками и выброшена не в ту секунду из чужой ненависти, любви или безразличия.
И я похоронил их, слишком многих из этих людей, и погрузил их истории и их жизни в свою собственную.
Но моя история начинается не с них и не с мафии: она восходит к тому первому дню в Бомбее. Судьба ввела меня в игру.
Удача раздала карты, которые привели меня к Карле Сааранен. И я начал разыгрывать эту руку с первого момента, когда посмотрел в ее зеленые глаза. Так начинается эта история, как и все остальное - с женщины, города и немного удачи.
Первое, что я заметил в Бомбее в тот первый день, - это запах другого воздуха. Я почувствовал его запах еще до того, как увидел или услышал что-нибудь об Индии, даже когда я шел по пуповинному коридору, который соединял самолет с аэропортом. Я был взволнован и обрадован этим в ту первую минуту Бомбея, когда сбежал из тюрьмы и был новичком в большом мире, но я не знал и не мог этого распознать. Теперь я знаю, что это сладкий, потный запах надежды, противоположный ненависти; и это кисловатый душный запах жадности, противоположной любви. Это запах возрождения и распада богов, демонов, империй и цивилизаций. Это запах синей кожи моря, где бы вы ни находились в Островном городе, и металлический запах крови от машин. Пахнет суетой, сном и отходами шестидесяти миллионов животных, более половины из которых - люди и крысы. Это пахнет разбитым сердцем, борьбой за жизнь, серьезными неудачами и любовью, которые рождают нашу храбрость. Пахнет десятью тысячами ресторанов, пятью тысячами храмов, святынь, церквей и мечетей, а также сотней базаров, посвященных исключительно духам, специям, благовониям и свежесрезанным цветам. Карла однажды назвала это худшим хорошим запахом в мире, и она была права, конечно, в том, что она была права в отношении вещей. Но всякий раз, когда я возвращаюсь в Бомбей, мое первое ощущение города - прежде всего этого запаха - приветствует меня и говорит, что я вернулся домой.
Следующее, что я заметил, - это жара. Я стоял в очередях в аэропорту, а не в пяти минутах от кондиционированного воздуха в самолете, и моя одежда промокла от пота. Мое сердце колотилось под властью нового климата. Каждый вздох был маленькой гневной победой. Я узнал, что пот в джунглях никогда не прекращается, потому что жара, которая порождает его днем и ночью, - это влажная жара. Удушающая влажность заставляет всех нас в Бомбее земноводных дышать водой в воздухе; вы учитесь жить с этим, и вы учитесь любить это, или вы уходите.
Потом были люди. | |
