Облик - чопорность, тела причёсаны, под черту к чёрту я публикую сны на доске почёта. ещё скачок. дети, нам плохо, кагуа наброском, дети, нам плохо ведь мы давно взрослые. я с палубы смыт, не могу всплыть, взгляд в крик, молчание - лишь пузыри. одноногий спринтер умер на старте дистанции от одиночества. мой смех и танцы приталены юмором карцеров, приправлены юными нами, расстроены усталыми струнами стали сутуло расстянутыми, как на сушку сыто вздёрнутые души болтаются скушно. нельзя оставить. и остатки тебя в памяти нитями вить. ведь на то и смерть, чтобы забыть пинцеты, браслеты, кольца и цепи в нацеженных стопках листов этих, газет на глянцевой, припадок с потолка меня разглядывает. я отдаю ему свои тетради, свои макеты мира, свои украденные у него же мысли и отдаю из-под колёс машин брызги, вечную боль глаз, розги ласк, кровь размазано бегущую под сотни миль в час. я выбрасываю тебе все свои флаги, фаланги трещин опечатанны схемой дней вещих. перед столь жалкой Вселенной вен углями я публикую сны на этих белых стенах. перед столь жалкой Вселенной вен углями я рисую сны на этих белых стенах.
И кранами игра на миг, как ранами течёт, застывая, я не спю, я ласкаю в этой ванне уже полвесны не моргая.
Я - безумие трёх потолков, подтолкнутый в клыки, потоком криков криво выбитый об стены сном, казнён будильником, и сколько пыли там. моё бельмо, только напильником гравированное око в кровь увидит мир этот размазанным красками. украсть бы их. ведь сны мои в контрасте чёрного и белого, столь инфракрасны. в пронстранстве публикаций я вижу потолок во всей проекции, на нём до солнца в сорок градусов по цельсию целится, и цель их не лицо, а моё сердце. ведь на то оно и смерть, чтобы забыть кресты и сети, и проволки заплетающие листы эти в потолки, которым я дарил свои заготовки снов, все свои мечты, чертежа миров и макеты пустоты. перед столь малым миром размером в один сон, перед столь малой верой молитвой в одно утро умри в этой комнате, ведь здесь будильники, а ведь Боги, они требовательны в верных. Миры перед столь жалкой Вселенной в вены ногтями я выцарапываю сны на этих белых стенах... The appearance is stiffness, the bodies are combed, to hell with I publish dreams on the honor board. another leap. children, we feel bad, kagua sketch, children, we feel bad because we have long been adults. I was washed off the deck, I can’t float, a look into a scream, silence - just bubbles. the one-legged sprinter died at the start of the race from loneliness. my laughter and dances are fitted with the humor of the punishment cells, seasoned by our young, upset with tired strings, they become stooped out, as if the souls, upturned to dryness, hang out boringly. cannot be left. and thread the remnants of you in memory. after all, death is for that, in order to forget tweezers, bracelets, rings and chains in the strained stacks of sheets of these newspapers on glossy, a fit from the ceiling is looking at me. I give him my notebooks, my mock-ups of the world, my thoughts stolen from him, and I give from under the wheels of cars splashes, eternal pain in my eyes, rods of caresses, blood smeared running at hundreds of miles per hour. I throw out all my flags to you, phalanges of cracks are sealed with a diagram of the days of prophetic. in front of such a miserable universe of veins with coals, I publish dreams on these white walls. in front of such a pitiful Universe of veins with coals I paint dreams on these white walls.
And playing with taps for a moment, as it flows with wounds, freezing, I do not sleep, I caress in this bath for half a spring without blinking.
I am the madness of three ceilings, pushed into fangs, crookedly knocked out against the walls by sleep with a stream of screams, executed by an alarm clock, and how much dust is there. my thorn, only with a file an engraved eye in blood will see this world smeared with paints. steal them. because my dreams are in the contrast of black and white, so infrared. in the space of publications, I see the ceiling in the entire projection, on it, aiming at the sun of forty degrees Celsius, and their target is not my face, but my heart. after all, that's what death is for, to forget the crosses and nets, and these wires braiding these sheets into the ceilings, to which I gave my blanks of dreams, all my dreams, blueprints of worlds and models of emptiness. before such a small world the size of one dream, before such a small faith prayer in one morning, die in this room, because there are alarm clocks, and in fact the Gods, they are demanding in the faithful. Worlds in front of such a pitiful Universe in veins with my nails, I scratch dreams on these white walls ... Смотрите также: | |
