Scrawled into the pavement, again and again. Written on the red stalls in smokey tin.
On the smokey tin, it melts again and again.
On the booths of the round table, again and again.
Drug onto the street and onto the soaking steps, again and again.
Endless debris sifting through static lungs, lingering into every pore
Laced with a bitter face near the dawning of the high and madness of the undertow
We audience who saved our roses. We audience who scoffed at the tears. Ugliness stretching toward the chandelier. Pale with pain
I imagined the overcome and fell to my knees before the endless truth of instability and futility.
Now I know.
Снова и снова насилился в тротуар. Написано на красных киосках в дымовой оловах.
На дымовой олову он тает снова и снова.
На стендах круглого стола снова и снова.
Препарат на улицу и на замачивание шагов, снова и снова.
Бесконечный мусор просеивает через статические легкие, задерживаясь в каждую пору
Наплечен с горьким лицом возле засачивания высокого и безумии подтока
Мы зрили, которые спасли наши розы. Мы аудиторием, которые подчеркивали слезы. Уродство растягивается к люстру. Бледный с болью
Я представлял преодоление и упал на колени до бесконечной истины нестабильности и тщетности.
Теперь я знаю.
