Завтра у меня день рождения, а неделю спустя я пойду в новую школу, ______________. От котттеджа до неё мили две, так что папе придётся меня отвозить. Тут совсем не так как в Лондоне. Ни автобусов, ни поездов на случай, если папа напьётся и будет не в состоянии сесть за руль. Жас говорит, что будет ходить со мной пешком, если некому будет подбросить, потому что её школа где-то на милю дальше моей. Она говорит - "По крайней мере, мы станем как тростиночки", а я посмотрел на свои руки и сказал "Если ты мальчик, то это плохо." Жас совсем не надо худеть, но всё равно ест она как воробушек, и может часами разглядывать данные на упаковках с продуктами, подсчитывая калории. Сегодня она испекла мне праздничный пирог. Говорит, что это здоровая пища - на маргарине, а не на масле, и сахара совсем немного, так что на вкус может оказаться странноватым. Хотя выглядит отлично. Завтра будем его есть, а резать буду я, потому что завтра - мой день.
С утра я проверил почтовый ящик, но там ничего не было кроме меню из закусочной, которое я спрятал, чтобы папа не разозлился. Никакого подарка от мамы. Ни даже открытки. Но всё равно ещё есть завтра. Она не забудет. Прежде чем мы уехали из Лондона, я купил специальную открытку из серии "Мы переезжаем!" и отправил ей. Я написал только адрес нашего коттеджа и своё имя. Я не знал, что ещё написать. Она сейчас живёт в Хэмпстэде, с тем мужчиной из службы обеспечения. Его зовут Найджел, и я видел его на каком-то масштабном мероприятии в центре Лондона. Длинная всклокоченная борода. Кривой нос. Курит трубку. Он пишет книги о людях, которые писали книги, а мне кажется, это бессмысленно. Его жена тоже умерла 9 сентября. Может, мама выйдет за него замуж. Может у них родится малышка и они назовут её Розой, и позабудут обо мне, и о Жас, и о первой жене Найджела. Интересно, а он нашёл частички её тела? Может, у него на каминной полке тоже стоит урна, и на каждую годовщину свадьбы он приносит ей цветы. Мама была бы в бешенстве.
Ко мне в комнату только что забрёл Роджер. Ему нравится спать свернувшись калачиком под батареей - там тепло. Роджеру здесь нравится. В Лондоне мы не выпускали его из дома, из-за обилия машин. А здесь он может свободно бегать и охотиться за зверушками в саду. На третье утро я нашёл нечто маленькое, серое и дохлое на пороге. Думаю, это была мышка. Голыми руками я взять это не смог, так что принёс кусочек бумаги и подтолкнул Это палочкой на бумажку, и выбросил в мусорку. А потом почувствовал себя каким-то злодеем, достал это из мусорки, положил под изгородью и прикрыл травкой. Роджер мявкал, как будто не мог поверить, что он так старался, а я вот так поступаю. Я сказал ему, что от мёртвых тушек меня тошнит, и он потёрся мне о ногу своим оранжевым боком, как будто пытаясь сказать, что понимает. И это правда. Мёртвые тела меня ужасают. Звучит дико, но, раз уж Розе было суждено погибнуть, я рад, что её нашли по частям. Было бы намного хуже, если бы она лежала сейчас в земле, окоченевшая и холодная, совсем как девочка с фотографий.
Думаю, когда-то моя семья была счастлива. На фотографиях столько улыбок, и столько прищуров, будто кто-то удачно пошутил. В Лондоне папа часами разглядывал эти фотографии. У нас их были сотни, и все снятые до 9 сентября, и хранились большой кучей в пяти коробках. Спустя четыре года после того, как умерла Роза, он решил разложить их по порядку, от старых к новым. Он купил десять шикарных альбомов, обтянутых натуральной кожей, с золотыми заголовками. и месяцами, каждый вечер он ни с кем не говорил, просто пил, пил, пил и вклеивал фотографии. Только чем больше он пил, тем меньше был способен ровно клеить, так что наутро половину работы приходилось переделывать. Наверное именно тогда мама закрутила Большой Роман. Эту фразу я подцепил из какой-то мыльной оперы, но никак не ожидал услышать его от отца. Это был шок. А я так и не понял, что произошло - даже когда мама начала посещать занятия группы психологической поддержки сначала дважды в неделю, потом трижды, а потом - при каждом удобном случае.
Иногда, тол Tomorrow is my birthday, and a week later I'm going to a new school, ______________. From kotttedzha before it two miles, so my dad will have to take back. There is not so in London. No buses, no trains in case dad get drunk and will not be able to get behind the wheel. Jas says it will go with me on foot, if no one will throw up, because her school somewhere a mile on my own. She says - "At least, we will become a reed," and I looked at her hands and said, "If you're a boy, this is bad." Jas does not need to lose weight but still eat it as a sparrow, and can spend hours looking at the data on the packages with food, counting calories. Today she baked me a birthday cake. He says that it is a healthy food - in margarine rather than butter, sugar, and very little, so that the taste might be weird. Although looks great. Tomorrow it will be there, and I'll cut it, because tomorrow - my day.
In the morning I checked the mailbox, but there was nothing there except the menu of a diner that I hid that dad is not angry. No gift from his mother. Not even a postcard. But still there is still tomorrow. She will not forget. Before we left London, I bought a special card from the series "We're moving!" and I sent her. I wrote only the address of our cottage and its name. I do not know what else to write. She now lives in Hampstead, with the man from the service provision. His name is Nigel, and I saw him at some large-scale event in central London. Long disheveled beard. Crooked nose. Smoking a pipe. He wrote a book about the people who wrote the book, and I think it's pointless. His wife also died on 9 September. Maybe mom would marry him. Maybe they will be born baby and they called it the Rose, and will forget about me, and about Jas, and the first wife of Nigel. I wonder if he found pieces of her body? Maybe on his mantel, too, is the urn, and on every wedding anniversary he brings her flowers. Mama would be furious.
To me the room had just wandered Roger. He likes to sleep curled up under the battery - it's warm. Roger likes it here. In London, we did not let him out of the house, because of the abundance of cars. And here he is free to run and hunt for little animals in the garden. On the third morning, I found something small, gray spot and a doorstep. I think it was a mouse. With his bare hands, I take it could not have brought that piece of paper and pushed This stick on a piece of paper and threw it in the trash. And then he felt some villain took it out of the trash, put a fence and covered with grass. Roger myavkal, as if he could not believe that he was trying so hard, and I'm doing so. I told him that from the dead carcasses makes me sick, and he rubbed my leg on his orange sideways, as if to say he understood. And it is true. Dead body terrify me. It sounds crazy, but, since Rose was destined to die, I'm glad I found it in parts. It would be much worse if she was lying in the ground right now, stiff and cold, just like the girl with the photos.
I think that once my family was happy. The photographs so many smiles and so narrowed his eyes, as if someone successfully joked. In London, the pope hours examining these photographs. We were hundreds of them, and all removed until September 9 and stored in a large pile of five boxes. Four years later, after Rose died, he decided to put them in order, from oldest to newest. He bought ten smart albums, wrapped in leather with gold titles. and months, every evening, he with no one to say, just drank and drank and drank and pasted pictures. Only the more he drank, the less was able to glue evenly, so that the next morning half the work had to redo it. Perhaps it was then that my mother twisted a great novel. This phrase I picked up from some soap opera, but never expected to hear it from his father. It was a shock. And I did not understand what happened - even when mom started to attend first psychological support group twice a week, then three times, and then - at every opportunity.
Sometimes, tol Смотрите также: | |
