Она приходила, сама безупречность
Не в меру курила, не в меру спала.
Вином разливалась извечная вечность
И все отражала поверхность стола.
А он так любил, он испытывал муки,
Ревнуя ее даже к старой луне.
Кричал, обнимал и заламывал руки,
Поймав ее снова в раскрытом окне
А он любил ее ложь, ее смех, ее тень
Старый радужный дом и следы на песке,
Губы, плечи, улыбку, ладони, колени,
Жилку синего цвета на бледном виске.
И утром испутанных кос позолота
Пробужденье, закат, и обьятья и грудь
Только мучает вновь, не хватает чего-то,
И мечется грусть, ища что-нибудь.
Она оставалась еще на минуту,
Еще на мгновенье, и хлопала дверь.
А он терял сон и звонил все кому-то
И снова к ней шел островками потерь.
Да света в своем лабиринте не видел,
И пил в холостом одиночестве ром,
И клялся забыть, и себя ненавидел
И снова шел в гору с тяжелым крестом.
Ведь он любил ее ложь, ее смех, ее тень
Старый радужный дом и следы на песке,
Губы, плечи, улыбку, ладони, колени,
Жилку синего цвета на бледном виске
И утром испутанных кос позолота.
Пробужденье закат, и обьятья, и грудь
Только мучает вновь, не хватает чего-то
И мечется грусть ища что-нибудь
А в домике старом, заботой укрытом,
За запертой дверью огня полоса.
Она умирала в пространстве закрытом,
Искала для крыльев свои небеса.
Ходила по краю на старом балконе,
Грустила по чьим-то фальшивым полям
И рвалась синицей в зажатой ладони
К каким-то своим журавлям, журавлям...
А он любил ее смех, ее ложь, ее тень
Старый радужный дом и следы на песке
Губы, плечи, улыбку, ладони колени
Жилку синего цвета на бледном виске
И утром испутанных кос позолота
Пробужденье, закат, и объятья, и грудь,
Только мучает вновь, не хватает чего-то,
И мечется грусть, ища что-нибудь. She came, immaculate
Not to the measure of smoked, I did not sleep in moderation.
Wine poured eternal eternity
And everyone reflected the surface of the table.
And he loved so, he felt flour,
Jury even to the old moon.
Shouted, hugged and walked hands,
Catching it again in the open window
And he loved her lie, her laughter, her shadow
Old rainbow house and sand traces,
Lips, shoulders, smile, palm, knees,
Silk blue on a pale temple.
And in the morning of the mowed gilding
Awakening, sunset, and trigger and chest
Only torments again, not enough of something,
And sadness is rushing, looking for something.
She stayed for a minute
Even for a moment, and slapped the door.
And he lost his sleep and called all someone
And again it was the islands of losses.
Yes, the light in his labyrinth did not see
And drank in idle solitude rum
And swear to forget and hated yourself
And again walked up the mountain with a heavy cross.
After all, he loved her lie, her laughter, her shadow
Old rainbow house and sand traces,
Lips, shoulders, smile, palm, knees,
Silk blue on a pale temple
And in the morning of the branded braid gilding.
Awakening sunset, and trigger, and chest
Only torments again, missing something
And smelting sadness looking for something
And in the house in the old, care of covert,
Behind the location of the fire strip.
She died in space closed,
I was looking for my heavens for the wings.
Walked around the edge on the old balcony,
Bent for someone's fake fields
And broke through the blue in the palm
To some kind of cranes, caravals ...
And he loved her laughter, her lie, her shadow
Old Raduzhny House and Sand Footprints
Lips, shoulders, smile, palm knees
Silk blue on a pale temple
And in the morning of the mowed gilding
Awakening, sunset, and arms, and chest,
Only torments again, not enough of something,
And sadness is rushing, looking for something. Смотрите также: | |
