Кто кончил жизнь трагически, тот — истинный поэт,
А если в точный срок — так в полной мере!
На цифре 27 один шагнул под пистолет,
Другой же в петлю слазил в «Англетере».
А в 33 — Христу... Он был поэт, он говорил:
«Да не убий!» Убьёшь — везде найду, мол!
Но — гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,
Чтоб не писал и чтобы меньше думал.
С меня при цифре 37 в момент слетает хмель,
Вот и сейчас — как холодом подуло:
Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль
И Маяковский лёг виском на дуло.
Задержимся на цифре 37. Коварен Бог —
Ребром вопрос поставил: или—или!
На этом рубеже легли и Байрон, и Рембо...
А нынешние — как-то проскочили.
Дуэль не состоялась или перенесена,
А в 33 — распяли, но не сильно,
А в 37 — не кровь, да что там кровь! — и седина
Испачкала виски не так обильно.
«Слабо стреляться!» В пятки, мол, давно ушла душа!
Терпенье, психопаты и кликуши!
Поэты ходят пятками по лезвию ножа
И режут в кровь свои босые души.
На слово «длинношеее» в конце пришлось три «е».
«Укоротить поэта!» — вывод ясен.
«И нож в него!» — но счастлив он висеть на острие,
Зарезанный за то, что был опасен!
Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр,
Томитесь, как наложницы в гареме:
Срок жизни увеличился — и, может быть, концы
Поэтов отодвинулись на время.
