Он садится с нею рядом
Он берет ее за плечи
И причудливым узором засверкает его речь:
«Слушай там далеко-далеко есть земля!
Там Новый год ты не поверишь —
Там Новый год два раза в год — вот.
Там снег, там столько снега,
Что если б я там не был сам,
Я б не поверил, что бывает столько снега
Что земля не видит неба и звездам не видать с вершин,
Как посреди огней вечерних и гудков машин,
Мчится тихий огонек моей души".
Тихо-тихо-тихо — там Нью-Йорк говорит с Москвой…
Москва, Москва, забери меня домой.
Долгою упрямою строкой бежит дорога подо мной
и еще чуть-чуть и распрощаемся с Землей,
А ей клянется, что вернется:
«Совру так с места не сойду!" — врет: сойдет…
Посреди огней вечерних и гудков машин,
Мчится тихий огонек моей души.
Посреди огней вечерних и гудков машин,
Мчится тихий огонек его души.
Какая глупость право верить его словам,
А не поверить — грех,
Тому который веселее и светлее их всех, эх!
Она молчит и улыбается ему — тому, который возвращается…
Посреди огней вечерних и гудков машин,
Мчится тихий огонек его души.
Посреди огней вечерних и гудков машин,
Мчится тихий огонек моей души.
Посреди огней вечерних и гудков машин,
Мчится тихий огонек моей души.
Тихий огонек моей души.