Туч взъерошенные перья.
Плотный воздух сыр и сер.
Снег, истыканный капелью,
по обочинам осел.
И упорный ветер с юга,
на реке дробящий льды,
входит медленно и туго
в прочерневшие сады.
Он охрипшей грудью дышит,
он проходит напролом,
по гремящей жестью крыше
тяжко хлопает крылом.
И кипит волна крутая
с каждой ночью тяжелей,
сок тягучий нагнетая
в сердцевины тополей.
Третьи сутки дует ветер,
третьи сутки стонут льды,
третьи сутки в целом свете
ни просвета, ни звезды.
Краю нет тоске несносной.
Третьи сутки в сердце мрак...
Может быть, и в жизни вёсны
наступают тоже так?
A cloud of tousled feathers.
Dense air cheese and sulfur.
Snow poked with a drop
on the sidelines of a donkey.
And the persistent wind from the south,
crushing ice on the river
comes in slowly and tight
into blackened gardens.
He breathes hoarse chest
he goes ahead
roaring tin roof
He flaps heavily.
And a steep wave boils
harder every night
squeezing juice
at the core of poplars.
The third day the wind blows
the third day the ice moans
third day in the whole world
no lumen, no star.
The edge is not unbearable melancholy.
The third day in the heart of darkness ...
Maybe in spring life
come too?
