НЕТ, НЕ УВИДИМСЯ.
Нет, не увидимся.
Нечем будет увидеться.
Только здесь, понимаешь, существуют эти пленительные частности: у книг разные обложки, у людей бесконечно несхожие разрезы глаз, снег - не то, что дождь, в Дели и в Москве одеваются неодинаково, крыса меньше собаки, шумеры вымерли раньше инков - только тут все это имеет значение, и кажется, будто - огромное; а там все равны, и всё одно, и всё - одно целое. Вечность - это не "так долго, что нельзя представить", это всегда одно и то же сейчас, не имеющее протяженности, привязки к точке пространства, невысчитываемое, невербализуемое; вы не найдете там друг друга специально для того, чтобы закончить разговор, начатый при жизни; потому что жизнь будет вся - как дневник за девятый класс: предметы, родительские подписи, домашние задания, рисуночки на полях, четвертные оценки - довольно мило, но вовсе не так смертельно важно, как казалось в девятом классе. Тебе в голову не придет пересдавать ту одну двойку по литературе в конце третьей четверти - нахамил учительнице, словил пару, вышел из класса посреди урока, хлопнув дверью. Забавно, что дневник сохранился, но если бы и нет, ты бы мало что потерял - во-первых, у тебя десять таких дневников, во-вторых, этот далеко не самый интересный, вот в дневнике за второй были куда смешнее замечания; может статься, ты из всей жизни, как из одной недельной командировки куда-нибудь в Петрозаводск в восемьдесят девятом, будешь вспоминать только вид на заснеженную Онегу, где сверху сливочно-белое, снизу - сахарно-белое, а между белым и белым - горизонт, и как девушка смеется в кафе за соседним столиком, красавица, волосы падают на плечи и спину, как слои тяжелой воды в грозу - на лобовое стекло; может, ты из всех земных языков запомнишь только две фразы из скайп-переговора, из всех звуков - чиханье маленького сына; и всё. Остальное действительно было низачем. Славно скатался, но рад, что вернулся и обратно еще долго не захочется - в скафандре тесно, он сильно ограничивает возможности перемещения, приходит с годами в негодность, доставляет массу хлопот - совершенно неясно, что они все так рыдали над твоим скафандром и целовали в шлем; как будто он когда-то что-то действительно определял в том, кем ты являешься и для чего пришёл; по нему ничего непонятно, кроме, может быть, твоей причастности к какому-нибудь тамошнему клану и, может быть, рода деятельности - воин там, земледелец, философ; тело - это просто упаковка из-под тебя, так ли важно, стекло, картон или пластик; можно ли по нику и внешнему виду какого-нибудь андеда в Варкрафте догадаться, что из себя представляет полноватая домохозяйка из Брюсселя, которая рубится за него? Да чёрта с два.
Мы нет, не увидимся; не потому, что не захотим или не сможем, а потому же, почему мы не купили себе грузовик киндер-сюрпризов, когда выросли, хотя в детстве себе клятвенно обещали: это глупо, этого не нужно больше, другой уровень воприятия, сознания, понимания целесообразности. Прошлого не будет больше, и будущего не будет, они устареют, выйдут из обращения, как ветхие купюры, на которые давно ничего не купишь; потому что измерений станет больше, и оптика понадобится другая, и весь аппарат восприятия человека покажется старыми "Жигулями" по сравнению с суперсовременным аэробусом. И все вот эти любови и смерти, разлуки и прощания, стихи и фильмы, обиды и измены - это все будет большой железной коробкой из-под печенья, в которой лежит стопка вкладышей из жевательной резинки Love Is, которые ты в детстве собирал с таким фанатическим упорством, так страшно рыдал, когда какой-нибудь рвался или выкрадывался подлым ребенком маминых друзей; и ты после смерти не испытаешь ничего по отношению к этому, кроме умиления и печали: знать бы тебе тогда, какие это мелочи все, не было бы ни единого повода так переживать. Там все будет едино, и не будет никакой разницы, кто мама, кто я, кто мёртвый Котя, кто однокурсница, разбившаяся на машине восемь лет назад; личности не будет, и личной памяти не станет, и ее совсем не будет жаль: все повторяется, все похоже, нет ничег No, you will not see.
No, do not see each other again.
Nothing to see.
Only here, you know, there are these captivating particular: The book covers different, people infinitely disparate sections of the eye, the snow - not that rain in Delhi and in Moscow dress differently, less rat dog, Sumerians became extinct before the Incas - just everything it makes a difference, and it seems that - great; and there are all equal, and all the same, and everything - one. Eternity - this is not & quot; so long that you can not imagine & quot ;, it is always the same thing now, has no extension, bind to the point in space, nevyschityvaemoe, neverbalizuemoe; you will not find each other specifically to end the conversation, which began during his lifetime; because life is full - as a diary for the ninth grade: objects, parent signature, homework, risunochki in the fields, quarter-assessment - quite nice, but not fatally so important as it looked in the ninth grade. You would never retake the one deuce in literature at the end of the third quarter - Nakhamu teacher, caught a couple came out of class in the middle of a lesson, slamming the door. It's funny that the diary was preserved, but if not, you would have little lost - Firstly, you have ten of these diaries, and secondly, this is not the most interesting, here in the diary for the second were much funnier comments; It may be that you are of a lifetime as one week trip somewhere in Petrozavodsk in the eighty-ninth, will remember only the views of the snow-covered Onega, where creamy white top, bottom - white sugar, and between white and white - the horizon, and as a girl laughing in the cafe at the next table, beauty, hair fall on the shoulders and back, as layers of heavy water in a storm - on the windshield; maybe you from all earthly languages only remember two phrases from skype conversation, all of the sounds - sneezing young son; and everything. The rest was really nizachem. Roll up nicely, but glad to be back and forth for a long time do not want to - in a spacesuit closely, it severely limits the ability to move, comes with age into disrepair, gives a lot of trouble - it is not clear that they all wept so over your suit and kissed in the helmet ; as if he had something really determined is who you are and what came; it is not clear on anything, except maybe your involvement to some tamoshnem clan and maybe kind of activity - a warrior out there, the farmer, philosopher; body - it's just the packaging from under you, does it matter, glass, cardboard or plastic; whether it is possible to nick and appearance of any Undead in Warcraft guess what a plump housewife from Brussels, which is chopped for him? Yes hell with two.
We are not, do not see you; not because they do not want or can not, and for the same reason we do not have bought the truck Kinder Surprise, when grown, though as a child himself vowed: it's stupid, it does not need more vopriyatiya another level, consciousness, understanding the feasibility of . Last no more, and the future will not become obsolete, will go out of circulation as old banknotes, which for a long time did not buy; because the measurements become more and Optics need another, and the whole apparatus of human perception seems old & quot; Lada & quot; compared to the super-modern Airbus. And here they love and death, separation and farewell poems and films, resentment and betrayal - all this will be a big iron box of biscuit, which is a stack of inserts from the chewing gum Love Is, that you as a child collected with such fanatical persistence, so terrible sobbing when any torn or mean-spirited child steals her mother's friends; and after death you have not experienced anything in relation to this, except for tenderness and sorrow: then you would know what all this stuff, there would be no single reason so worried. There'll be one, and will not make any difference who my mother, who I am, who are dead Kotja who classmate, smashing a car eight years ago; personality will not, and will not be personal memory, and not be sorry: all repeat, all seem to have nicheg Смотрите также: | |
