Куда, интересно, потом из них деваются эти мальчишки, от которых у нас не было никакого противоядия в двенадцать лет - один раз увидеть у друзей на vhs и пропасть навсегда; темные брови, щекотные загривки, нежные шеи, узкие молочные спины в родинках; повадка целоваться, подаваясь вперед всем телом, торопливо и жадно; лукавые глаза, сбитые костяшки пальцев, щетина, редкая и нелепая, никакой тебе вожделенной мужественности; зажигалка благодаря заботливым друзьям исторгает пламя высотой в палец, и, закуривая, можно спалить тебе челку; сигарету носят непременно в углу губ и разговаривают, не вынимая ее изо рта; поют дурными голосами по пьяни у тебя под окнами и совершенно неподражаемо, роскошно смеются - запрокидывают головы, показывают ямочки, обнажают влажные зубы; носят вечно съезжающие джинсы, умеют дуться, подбирая обиженные губы и отворачиваясь; просыпаются горячие и мятые, в длинных заспанных отметинах от простыни и подушки; играют в бильярд и покер, цитируют великих, горячатся, гордятся татуировками и умирают не успеваешь заметить когда; в двадцать четыре еще дети, в тридцать - уже крепкие самоуверенные мужики с вертикальной складкой между бровей, жесткий ворс на груди, невесть откуда взявшийся, выпуклые мыщцы, сытый раскатистый хохоток, пристрастие к рубашкам и дорогим ботинкам, ничего и близко похожего на то, за что ты легко могла отдать полжизни и никогда не пожалеть об этом.
Красивые, красивые, и были, и будут, кто спорит; еще и умные к этому времени, и прямые, и забывают привычку так много и страстно врать по любому поводу; взрослые, да, серьезные, и пахнут смертной скукой. Хочется спросить, зачем они съели того мальчика, с кожей прозрачной, как бумага, который вешал себе на стенку журнальный разворот с какой-нибудь невероятной серебристой машиной - ничего не было слаще, чем смотреть на него, сидящего на парапете над рекой, рассказывающего тебе что-то с сигаретой в углу рта, и чтобы солнце золотило ему волосы и ресницы. Where, it is interesting, then these boys come out of them, from which we had no antidote at twelve years - once to see friends on VHS and abyss forever; Dark eyebrows, shovels, gentle necks, narrow milk spins in moles; Chard kissing, fed to the whole body, hastily and greedily; Drainy eyes, shot down knuckles of fingers, bristles, rare and ridiculous, no clever manhood; The lighter, thanks to caring friends, hesitate the flame height into the finger, and, having a snack, you can burn you bangs; The cigarette is unlikely in the corner of the lips and talk, without taking it out of his mouth; They sing the bad voices to drunk under your windows and completely inimitably, luxuriously laughs - throw off the heads, showing versions, they expose wet teeth; worn everlasting jeans, they know how to breed, picking up offended lips and turning away; Wake up hot and crumpled, in long stayed marks from sheets and pillows; They play billiards and poker, quote the great, hot, they are proud of tattoos and die do not have time to notice when; at twenty-four more children, thirty - already strong self-confident men with a vertical fold between the eyebrows, a hard pile on the chest, there is no place from where, convex sinks, full robust laughter, addiction to shirts and expensive shoes, nothing closely similar to that you can easily give half aim and never regret it.
Beautiful, beautiful, and were, and will be who argue; Even smart by this time, and straight, and forget the habit of so much and passionately to lie for any reason; Adults, yes, serious, and smell the mortal boredom. I want to ask why they ate that boy, with the skin transparent, like a paper that hung on the wall. A coffee turn with some incredible silver car - nothing was sweeter than to look at him sitting on a parapet over the river telling you that Yes, with a cigarette in the corner of the mouth, and that the sun golden his hair and eyelashes. Смотрите также: | |
