катя пашет неделю между холеных баб, до сведённых скул. в пятницу вечером катя приходит в паб и садится на барный стул. катя просит себе еды и два шота виски по пятьдесят. катя чернее сковороды, и глядит вокруг, как живой наждак, держит шею при этом так, как будто на ней висят.
рослый бармен с серьгой ремесло своё знает чётко и улыбается ей хитро. у кати в бокале сироп, и водка, и долька лайма, и куантро. не хмелеет; внутри коротит проводка, дыра размером со все нутро.
катя вспоминает, как это тесно, смешно и дико, когда ты кем-то любим. вот же время было, теперь, гляди-ка, ты одинока, как белый бим. одинока так, что и выпить не с кем, уж ладно поговорить о будущем и былом. одинока страшным, обидным, детским – отцовским гневом, пустым углом.
в бокале у кати текила, сироп и фреш. в брюшине с монету брешь. в самом деле, не хочешь, деточка – так не ешь. раз ты терпишь весь этот гнусный тупой галдёж – значит, все же чего-то ждёшь. что ты хочешь – благую весть и на ёлку влезть?
катя мнит себя клинтом иствудом как он есть.
катя щурится и поводит плечами в такт, адекватна, если не весела. катя в дугу пьяна, и да будет вовеки так, кате хуйня война – она, в общем, почти цела.
у кати дома бутылка рома, на всякий случай, а в подкладке пальто чумовой гашиш. ты, господь, если не задушишь – так рассмешишь.
у кати в метро звонит телефон, выскакивает из рук, падает на юбку. катя видит, что это мама, но совсем ничего не слышит, бросает трубку.
катя толкает дверь, ту, где написано «выход в город». климат ночью к ней погрубел. город до поролона вспорот, весь жёлт и бел.
фейерверк с петардами, канонада; рядом с катей тётка идёт в боа. мама снова звонит, ну чего ей надо, «ма, чего тебе надо, а?».
катя даже вздрагивает невольно, словно кто-то с силой стукнул по батарее: «я сломала руку. мне очень больно. приезжай, пожалуйста, поскорее».
так и холодеет шалая голова. «я сейчас приду, сама тебя отвезу». катя в восемь секунд трезва, у неё ни в одном глазу.
катя думает – вот те, милая, поделом. кате страшно, что там за перелом.
мама сидит на диване и держит лёд на руке, рыдает. у мамы уже зуб на зуб не попадает. катя мечется по квартире, словно над нею заносят кнут. скорая в дверь звонит через двадцать и пять минут. что-то колет, оно не действует, хоть убей. сердце бьётся в кате, как пойманный воробей.
ночью в московской травме всё благоденствие да покой. парень с разбитым носом, да шоферюга с вывернутой ногой. тяжёлого привезли, потасовка в баре, пять ножевых. вдоль каждой стенки ещё по паре покоцанных, но живых.
ходят медбратья хмурые, из мглы и обратно в мглу. тряпки, от крови бурые, скомканные, в углу.
безмолвный таджик водит грязной шваброй, мужик на каталке лежит, мечтает. мама от боли плачет и причитает.
рыхлый бычара в одних трусах, грозный, как командор, из операционной ломится в коридор. садится на лавку, и кровь с него льётся, как пот в июле. просит друга коляна при нем дозвониться юле.
а иначе он зашиваться-то не пойдёт.
вот ведь долбанный идиот.
все тянут его назад, а он их расшвыривает, зараза. врач говорит – да чего я сделаю, он же здоровее меня в три раза. вокруг него санитары и доктора маячат.
мама плачет.
толстый весь раскроен, как решето. мама всхлипывает «за что мне это, за что». надо было маму везти в цито. прибегут, кивнут, убегут опять.
катя хочет спать.
смуглый восточный мальчик, литой, красивый, перебинтованный у плеча. руку баюкает словно сына, и чья-то пьяная баба скачет, как саранча.
катя кульком сидит на кушетке, по куртке пальчиками стуча.
к пяти утра сонный айболит накладывает лангеты, рисует справку и ценные указания отдаёт. мама плакать перестаёт. загипсована правая до плеча и большой на другой руке. мама выглядит, как в мудацком боевике.
катя едет домой в такси, челюстями стиснутыми скрипя. ей не жалко ни маму, ни толстого, ни себя.
«я усталый робот, дырявый бак. надо быть героем, а я слабак. у меня сел голос, повыбит мех, и я не хочу быть сильнее всех. не боец, когтями не снабжена. я простая баба, ничья rolling tills week between sleek women before mixed by cheekbones. Friday night come rolling into the pub and sits on the bar stool. Katya asks himself food and two shots of whiskey fifty. Wheeling darker pans, and looks around as a living emery, holding his neck while as if to hang it.
tall bartender with an earring knows his craft clear and smiles at her slyly. Katya in a glass of syrup and vodka, and a slice of lime and Cointreau. not hmeleet; whiling away the inside wiring, a hole the size of all the insides.
Katya recalls how crowded and wildly funny, when you love someone. However, it was here now, Look, you're lonely as White Bim. alone so as not to have a drink with anyone, all right to talk about the future and the past. alone terrible, offensive, children - his father's anger, empty corner.
Katya in the glass of tequila, syrup and fresh. in the peritoneum of a coin gap. in fact, do not want my child - do not eat. once you tolerate all this damn stupid hubbub - then still something waiting. What do you want - the good news and to climb the tree?
Wheeling imagines himself Clint Eastwood as he is.
Wheeling squints and shrugs in tact, adequate, if not fun. rolling drunk in an arc, and let it be ever so kata garbage war - it is, in general, almost intact.
Katya home a bottle of rum, just in case, and in the lining of a coat hashish plague. You, Lord, if you do not strangle - so funny.
Katya in the underground phone rings, jumps out of the hands, it falls on the skirt. Katia sees that this mother, but did not hear anything, hangs up.
Wheeling pushes the door, the one where it says "access to the city." climate pogrubel night to her. city to foam ripped open, all-yellow and white.
with fireworks firecrackers, gunfire; near Cathay aunt goes to the boa. Mom calls again, well what she needed, "Ma, what do you want, eh?".
rolling even flinches involuntarily, as if someone had knocked on with the power pack, "I broke my hand. It's too painful for me. Come, please, as soon as possible. "
and grows cold Chalayan head. "I'll be back, you'll drive myself." rolling in eight seconds sober, she had none of the eye.
Wheeling thinking - these are, my dear, to share. Katya is terrible, that there is a fracture.
Mother sitting on the couch and holding ice on his hand, crying. Mom has teeth were chattering. Wheeling rushes around the apartment like a whip over it will wear. ambulance at the door and calling in twenty-five minutes. something pricks, it does not work, the life of me. heart beats in kata, how to catch a sparrow.
night in Moscow injury all prosperity but peace. a guy with a broken nose, but shoferyuga with twisted foot. brought heavy, a fight in a bar, five blades. along each wall of the pair pokotsali more, but of the living.
go nurse gloomy, out of the darkness and back into the mist. rags, blood brown, crumpled in the corner.
silent Tajik leads dirty mop, a man lies on a gurney, dreams. Mom was crying out in pain and wails.
bychara loose in shorts, formidable as the commander of the operating breaking into the corridor. He sits down on the bench, and blood poured from him like sweat in July. asks another Kolyano with him to call Julia.
otherwise he sutured do not go.
because that's a fucking idiot.
all pulled it back, and he was flinging them, the infection. doctor says - so that I do, he's healthier me three times. around the nurses and doctors are looming.
Mom was crying.
cutting all fat like a sieve. Mom sobs, "for what I do, for what." I had to carry my mother in cyto. come running, nod, run away again.
Wheeling wants to sleep.
tan oriental boy, casting, beautiful, bandaged his shoulder. hand lulls like a son, and someone's drunken woman jumping like grasshoppers.
Wheeling sack sits on the couch, fingers tapping on the jacket.
five in the morning sleepy Aibolit imposes splints, draws help and gives valuable guidance. Mom stops crying. plastered right up to the shoulder and big on the other hand. Mom looks like in mudatskom blockbuster.
Katia was going home in a taxi, jaws clenched grinding. it is not a pity neither mother nor thick, nor himself.
"I'm tired robot leaky tank. you have to be a hero, but I'm a wimp. I sat voice povybit fur, and I do not want to be the strongest of all. not a fighter, is not equipped with claws. I am a simple woman, a draw Смотрите также: | |
