Без году неделя, мой свет, двадцать две смс назад мы еще не спали, сорок - даже не думали, а итог - вот оно и палево, мы в опале, и слепой не видит, как мы попали и какой в груди у нас кипяток. Губы болят, потому что ты весь колючий; больше нет ни моих друзей, ни твоей жены; всякий скажет, насколько это тяжелый случай и как сильно ткани поражены. Израильтянин и палестинец, и соль и перец, слюна горька; август-гардеробщик зажал в горсти нас, в ладони влажной, два номерка; время шальных бессонниц, дрянных гостиниц, заговорщицкого жаргона и юморка; два щенка, что, колечком свернувшись, спят на изумрудной траве, сомлев от жары уже; все, что до - сплошные слепые пятна, я потом отрежу при монтаже. Этим всем, коль будет Господня воля, я себя на старости развлеку: вот мы не берем с собой алкоголя, чтобы все случилось по трезвяку; между джинсами и футболкой полоска кожи, мир кренится все больше, будто под ним домкрат; мы с тобой отчаянно непохожи, и от этого все забавней во много крат; волосы жестким ворсом, в постели как Мцыри с барсом, в голове бурлящий густой сироп; думай сердцем - сдохнешь счастливым старцем, будет что рассказать сыновьям за дартсом, прежде чем начнешь собираться в гроб. Мальчик-билеты-в-последний-ряд, мальчик-что-за-роскошный-вид. Мне плевать, что там о нас говорят и кто Бога из нас гневит. Я планирую пить с тобой ром и колдрекс, строить жизнь как комикс, готовить тебе бифштекс; что до тех, для кого важнее моральный кодекс - пусть имеют вечный оральный секс. Вот же он ты - стоишь в простыне как в тоге и дурачишься, и куда я теперь уйду. Катапульта в райские гребаные чертоги - специально для тех, кто будет гореть в аду. No, the week, my light, twenty-two SMS ago, we have not slept, forty - did not even think, as a result - that's it, and pale, we are in disgrace, and the blind do not see how we were and what in the chest we have hot water. The lips are sore because you're all nipping; no more nor my friends, nor thy wife; everyone will say how it is a severe case, and how much tissue affected. Israeli and Palestinian, and salt and pepper, saliva bitter; August-attendant squeezed in a handful of us in the palm of the wet, two number plates; while stray insomnia, crappy hotels, conspiratorial jargon and yumorkom; two puppies that ringlet curled up asleep on the emerald grass, the heat already somlev; all that before - solid black spots, then I will cut off during installation. This all, since the Lord is willing, I amuse myself in my old: here we do not take with alcohol, that all happened on trezvyaku; between the jeans and T-shirt strip of skin, the world lurches more like a jack under it; we're desperately dissimilar, and this all the more fun many times; hair stiff bristles, as the Novice in bed with a leopard, head raging thick syrup; Think heart - you will die a happy old man, that will tell the sons of darts before you start to gather in the coffin. Boy-tickets-to-last-row, boy-that-for-luxury-look. I do not care what's been said about us and one of us is God's wrath. I plan to drink rum with you and koldreks, build a life as a comic, cook you a steak; that to those whose moral code is more important - let have eternal oral sex. Here he you - stand in a sheet in a toga and fooling around, and where I am now leaving. Catapult in paradise fucking palaces - especially for those who will burn in hell. Смотрите также: | |
