Несказанное, синее, нежное...
Тих мой край после бурь, после гроз,
И душа моя — поле безбрежное —
Дышит запахом меда и роз.
Я утих. Годы сделали дело,
Но того, что прошло, не кляну.
Словно тройка коней оголтелая
Прокатилась во всю страну.
Напылили кругом. Накопытили.
И пропали под дьявольский свист.
А теперь вот в лесной обители
Даже слышно, как падает лист.
Колокольчик ли, дальнее эхо ли,—
Все спокойно впивает грудь.
Стой, душа! Мы с тобой проехали
Через бурный положенный путь.
Разберемся во всем, что видели,
Что случилось, что сталось в стране,
И простим, где нас горько обидели
По чужой и по нашей вине.
Принимаю, что было и не было,
Только жаль на тридцатом году —
Слишком мало я в юности требовал,
Забываясь в кабацком чаду.
Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,
Так же гнется, как в поле трава...
Эх ты, молодость, буйная молодость,
Золотая сорвиголова!
Сергей Есенин
1925
Indescribable, blue, gentle ...
Quiet my edge after the storms, after thunderstorms,
And my soul - the field boundless -
Breathing the smell of honey and roses.
I subsided. Years to do business,
But what has passed, I do not swear.
Like a frenzied troika horses
Rental of the entire country.
Sprayed around. Nakopytili.
And disappeared under the devilish whistle.
And now here in the forest monastery
Even hear the leaves fall.
Bell whether distant echo of whether -
All is calm bites chest.
Wait, soul! We traveled with you
After a stormy path laid.
We will understand everything, they saw,
What happened, what happened in the country,
And just where we were bitterly offended
In a strange and our fault.
I accept what was and was not,
Just a pity the thirtieth year -
Too little in my youth, I demanded,
Forgetting in the tavern the fumes.
But the young oak, not razzheludyas,
Just bend, in a field of grass ...
Oh, you young, violent youth,
Golden daredevil!
Sergei Yesenin
1925
