Спит моя беда, вечный мой вопрос.
Ночь проходит мимо, приглушив время.
Я сжигаю ночь пачкой папирос.
Я еще надежде хоть чуть-чуть верю.
Тихо во дворе шаркает старик.
Первое метро открыло двери настежь.
Я дождусь еще утренней зари,
Нарисует мне ее в окне мастер.
Растворится грусть утренней росой,
Оживет душа, травленая болью.
Вынесет наверх жизни колесо,
Вынырну и воздуха напьюсь вволю.
И, хотя бы раз жажду утолив,
Я на вкус припомню, каково счастье.
Нота зазвучит в тающей дали,
Нота, та, которую сыграл мастер.
Вот и ночь прошла, ветер дым унёс.
В посветлевшем небе день слизнул звёзды.
Я сжигаю жизнь пачкой папирос.
Если нет надежды, то и жить поздно.
Спит моя беда, вечный мой вопрос.
Я еще надежде хоть чуть-чуть верю.
My trouble sleeps, my eternal question.
The night passes by, muffling the time.
I burn the night with a pack of cigarettes.
I still have a little faith in hope.
An old man shuffles quietly in the yard.
The first metro opened the doors wide.
I will wait for the morning dawn
The master will draw it for me in the window.
Sadness will dissolve in the morning dew,
The soul, poisoned with pain, will revive.
Carries the wheel up to the top of life
I will come up and drink plenty of air.
And, at least once having quenched my thirst,
I will taste the taste of happiness.
The note will sound in the melting distance
The note played by the master.
So the night passed, the wind carried away the smoke.
In the clearing sky, the day licked the stars.
I burn my life with a pack of cigarettes.
If there is no hope, then it's too late to live.
My trouble sleeps, my eternal question.
I still believe in hope a little bit.