Тик-так. Мои часы болеют.
Осень. Ходят, как умеют.
Ночью высохнет во рту пустыня. Сентябрь.
Город, изорванный простудой.
Звезды спят на дне посуды.
Выпьем. И еще немного. Хватит до утра…
И птицы ждут, прежде, чем на Юг.
И слушают то, что я пою.
Без голоса… Двести тысяч лет.
Последний джаз на земле.
Знаешь, как бывает пусто
В баре, где погасли люстры.
Люди гаснут, словно лампы.
В зеркалах вода.
Точка. Улица. Фонарь. Аптека.
Ночью человек ждет человека.
Хочешь, я докажу, что всем нам светит пустота.
И ты молчишь и ждешь, пока нальют.
И слушаешь то, что я пою.
Без голоса… Двести тысяч лет.
Последний джаз на земле…
Tick-tock. My watch is sick.
Autumn. There are, as best they can.
At night the desert is dry mouth. September.
City, torn cold.
Stars are sleeping at the bottom of the dishes.
Drink. And a bit more. Enough till morning ...
And the birds are waiting before the South.
And listen to what I sing.
No votes ... Two hundred thousand years.
Last Jazz on the ground.
You know how it is empty
The bar where the chandeliers were extinguished.
People go out like a lamp.
In the mirror of water.
Dot. Street. Lamp. Pharmacy.
At night, a person waiting for a man.
You want me to prove that we all shine emptiness.
And you are silent and wait until poured.
And listen to what I sing.
No votes ... Two hundred thousand years.
Last Jazz on the ground ...
