помнишь, как меня срывало с петель,
как на последних словах вместо воздуха жадно вдыхала я тишину?
помнишь, двадцать второе, апрель?
а я помню,
какого же чёрта только я это помню.
"какого же чёрта" помню этаж восемнадцатый,
двадцать первое число рокового седьмого месяца,
солнечный день, слегка прохладный, год двенадцатый,
и мысли о том, что всё ещё, может, изменится.
разговоры, глупые письма, дружба невнятная,
беспощадные и бесполезные многоточия.
август того же года. любовь отчаянная,
ещё слишком слабая,
слишком ещё непрочная.
непорочная, неиспорченная, недорисованная,
дальше - аэропорт за четыреста километров и самолет,
роуминг и сто смс на твой номер сотовый,
зная - на том конце трубку никто не возьмет.
в один момент мне хотелось разбиться в том самолёте,
чтобы ни кислородные маски, ни врачи скорой меня уже не спасли.
если б я только знала, чем же всё обернется,
я, может, успела бы раньше тебя уйти.
осень продрогла, деревья плевались жёлтыми листьями,
я искала тебя чуть ли ни во всех, хотя, что мне там было искать...
если бы не эта способность неадекватно мыслить я бы смогла с каждым разом немного тебя отпускать.
(помнишь, январь тринадцатого, пятнадцатое число, девять вечера,
мне стояло бы, наверное, тогда побояться,
но я, честно, верила - больше бояться нечего.)
помнишь, двадцать первое, первого месяца года больного, что навсегда в моей памяти?
грёбанные слёзы, второй этаж, бесполезные бетонные стены,
и темнота, вырывающая последнее.
державшись из-за всех сил, чтобы хотя бы при Вас я не выдавала слабости,
а потом выла волком целые месяца, ни в ком и ни в чём не найдя спасение.
помнишь, март, двадцать третье,
поезд в Москву и вечное давящее молчание.
мы вели себя так играючи, словно дети,
но не отпуская тех слов мы помнили жёсткие обещания.
ты помнишь Париж?
счастливые трое суток под этими небесами,
фото у Эйфелевой башни, хоть и схватить тебя за руку было страшно,
я улыбалась, смеялась, а ночью, закрывшись в номере я умирала часами,
но это
уже
не важно.
потом возвращение в жизнь, обычные будни, где всё наше "мы" заканчивалось на слове "здравствуй",
новые слёзы едва ли пришедшей весны,
те четыре по тридцать я, честно, жила напрасно.
вскрытое сердце, камень внутри утерян в дороге из Амстердама,
эмоции, не утопленные нигде и ни в чём вырывались опять наружу,
и я об этом не говорила ни лучшим подругам, ни даже маме,
но ты мне был слишком нужен, жизненно нужен.
три пятнадцать, апрель, двадцать второе, вторник...
... ты помнишь?
конечно же нет.
какого же чёрта только я это помню. remember my frustrated with loops,
as the last words instead of air greedily breathed in the silence I?
remember the twenty second of April?
I remember
what the heck when I remember it.
"What the heck" remember the eighteenth floor,
the twenty-first of the seventh month the number of fatal,
sunny day, a little cool, the twelfth year,
and thought that still can change.
talk silly letters, friendship slurred,
ruthless and useless dot.
in August of the same year. desperate love,
still too weak,
still too fragile.
chaste, unspoiled, nedorisovannaya,
next - the airport for four kilometers and aircraft,
roaming and SMS cell hundred on your number,
knowing - at the end of the phone no one will.
at one point I wanted to break in the plane,
so that no oxygen masks, no emergency doctors I have not saved.
if only I knew what everything will turn,
I might have had time to before you leave.
chilled autumn, trees spit yellow leaves,
I was looking for you almost none at all, though, is that I was there to look ...
if not for this ability is inadequate to think I could each time a little bit to let you go.
(Remember, January thirteenth, fifteenth day, nine in the evening,
I would have stood, perhaps, then be afraid,
but I honestly believe - more afraid of nothing).
remember, twenty-first, the first month, the patient, forever in my memory?
fucking tears, second floor, useless concrete walls,
and darkness, to pull out the last one.
powers because of all the forces, so that at least when I did not give you weakness,
and then the wolf howled the whole month, anybody and nothing had found salvation.
Remember, March twenty-third,
train to Moscow and eternal oppressive silence.
we behaved so effortlessly, like children,
but not letting those words we should remember the harsh promises.
Do you remember Paris?
happy three days under these skies,
photo at the Eiffel Tower, and even grab you by the hand was terrible,
I smiled, laughed, and at night, locked in a room for hours, I was dying,
but this
already
it does not matter.
then return to life, the usual routine where all of our "we" ended up on the word "hello"
New tears hardly had come spring,
the four thirty I honestly lived in vain.
the opened heart, lost a stone in the road from Amsterdam,
emotions, not recessed anywhere and in anything again escaped outside,
and I have not said no best friend, or even my mother,
but you want me too, it is vitally necessary.
three fifteen, April twenty-second, Tuesday ...
... Do you remember?
of course not.
what the heck when I remember it. Смотрите также: | |
