да наверное хватит искать в словарях объяснения,
мечтаешь жить по-семейному, хотя даже "мы" осели.
а возьми и стащи эти пунктирные линии,
горки стабильности, а в конце умудрись не простить.
фен поменял на фенечки, сны на мысли сердечные,
себя на вечер, а утро и покончит с ним.
весь здоровский вздор разрушается за забором,
задорность заодно, с вечными непоподаниями под настроение.
научишься примерно все портить и создавать барьеры,
научите жить, как осень хорошую, первую
и все, что прервано:
на пике кайфа разного,
на стикерах праздников не для нас,
на лицах каждого глупого верования.
затопчи громко и молча каждым спазмом.
Июнь с ваткой на сгибе локтя и губами под цвет пепельниц
Машинами скорой помощи звенит по сутулым мостам,
Заливает в вены изломанной девочки судорогами капельниц
Синие пятна неба. Я запомню тебя и никому не отдам.
Мятые простыни писем на пыльном, пустом экране,
Мой июнь в твоем Петербурге пальцами-эпилептиками
Догорает красным на асфальте, капает кашлем рыжего крана,
Простужено бьется в груди - нет, не сердцем – всего лишь таблетками.
Тесных рук не прижать к себе, льют сквозняком розоватых запястий.
Одноразовых тел, перемотанных скотчем, избитость цветами-маками.
Лужи-мальчики, лужи-девочки сводят скулами серого счастья.
Вчера ночью я плакала и дышала, дышала и плакала.
Десяток засосов на шее от февраля к октябрю, пломбы из слов.
Кто-то делает тише, трогает плечи, не задевая губ, не задевая…
В волосах карамельная дымность, и все комнаты без углов.
И ложится июнь мне под ноги собачьим надрывным лаем.
Мы оба с ватками в сгибах локтя и губами, брусничными прежде.
Знаешь, отчаянье от рваных фотографий, а не от чая.
Вены изломанной, тонюсенькой девочки, лежавшей без одежды.
Проломила тобой тротуары сердца. Я так скучаю. but probably enough to look in dictionaries explain
dreamed of living in a family, even though & quot; we & quot; settled.
Take a sneak and those dotted lines,
slides stability, and in the end managed to not forgive.
hairdryer changed at Baubles, dreams thinking heart,
themselves for the evening and the morning and put an end to it.
zdorovsky destroyed all nonsense behind the fence,
provocatively at the same time, the eternal nepopodaniyami mood.
learn about all the spoil and create barriers
learn to live as a good fall, first
and all that is interrupted:
at the peak of the buzz of different,
stickers on holidays is not for us,
on the faces of everyone foolish beliefs.
trample loud and silently every spasm.
June with a cotton swab in the crook of the elbow and lips the color of ashtrays
Ambulances rings on stooping bridges
Pours into the veins of a broken girl convulsions droppers
Sky blue spots. I will remember you and will not give it.
Crumpled sheets of letters on the dusty, empty screen
My June in your fingers Petersburg-epileptics
Burns red on the asphalt, cough dripping red crane
Chilled beats in the chest - no, not the heart - only pills.
Cramped hands not hugged her, poured draughty pinkish wrists.
Disposable bodies, rewind tape, beaten-flowers poppies.
Puddle-boys-girls puddles reduce cheekbones gray happiness.
Last night I was crying and breathing, breathing and crying.
Dozen hickey on his neck from February to October, the seal of the words.
Someone makes a quieter, touching shoulders, without touching the lips without touching ...
In hair caramel smoke, and all the rooms without corners.
And falls in June my feet hysterical barking dog.
We both with fleece in the crook of the elbow and lips, cowberry before.
You know, the despair of torn photographs, rather than from tea.
Vienna fractured, tonyusenkoy girl lying naked.
Break you heart sidewalks. I'm so bored. Смотрите также: | |
