Куда же подевались клубника и малина?
От ливней бесконечных давно размякла глина.
Одна лишь только клюква, краснеет по низинам,
Как старый крепкий вермут, разлитый по графинам.
Я знаю, клюква эта всего красней в морозы,
Всего на свете горше, как будто вдовьи слезы.
Я знаю, этой клюкве под белым снегом жарко,
Горит она всю зиму так весело, так ярко.
Под снегом зреет клюква, и будет сочной, сладкой,
Как только в небе солнце покажется украдкой.
Как только дождь со снегом, смеясь, смешает глину, Увижу вдруг, что прожил я жизнь наполовину.
Увижу я, что, взвесив, все "за" и "против" тихо,
Дала мне вновь отсрочку безносая трусиха.
Под снегом в зимний холод, и в мартовскую стужу
Во мне перебродила и вырвалась наружу
Невиданная сила до времени, до срока
Как будто прыснул в небо сноп клюквенного сока. Where did the strawberry and raspberry ever boarded?
From the rainstone endlessly sophisticated clay.
Only only cranberries, bluses on lowlines,
As an old strong vermouth, spilled by charts.
I know, the cranberry is all red in frost,
In total, the light is prettier, as if wearing tears.
I know this cranberry under the white snow is hot,
It burns all winter so fun, so bright.
Under the snow ripen cranberries, and it will be juicy, sweet,
As soon as the sun will seem furtive sneak.
As soon as the rain with snow, laughing, Mixing Clay, I see suddenly, I lived my life half.
I will see that, weighing, all "for" and "against" quietly,
I gave me a postponement to the warrant of a coward.
Under the snow in the winter cold, and in Martov Stud
I went through and broke out out
Unprecedented power until time before
As if he was spinning in the sky sheep cranberry juice. | |
