Когда в угрюмый час ночной,
Однажды, бледный и больной,
Над грудой книг работал я,
Ко мне, в минуту забытья,
Невнятный стук дошел извне,
Как будто кто стучал ко мне,
Тихонько в дверь мою стучал —
И я, взволнованный, сказал:
«Должно быть так, наверно так —
То поздний путник в этот мрак
Стучится в дверь, стучит ко мне
И робко просится извне
В приют жилища моего:
То гость — и больше ничего».
То было в хмуром декабре.
Стояла стужа на дворе,
В камине уголь догорал
И, потухая, обливал
Багряным светом потолок;
И я читал… но я не мог
Увлечься мудростью страниц…
В тени опущенных ресниц
Носился образ предо мной
Подруги светлой, неземной,
Чей дух средь ангельских имен
Ленорой в небе наречен,
Но здесь, исчезнув без следа,
Утратил имя — навсегда!
А шорох шелковых завес
Меня ласкал — и в мир чудес
Я, будто сонный, улетал,
И страх, мне чуждый, проникал
В мою встревоженную грудь.
Тогда, желая чем-нибудь
Биенье сердца укротить,
Я стал рассеянно твердить:
«То поздний гость стучит ко мне
И робко просится извне,
В приют жилища моего:
То гость — и больше ничего».
От звука собственных речей
Я ощутил себя храбрей
И внятно, громко произнес:
«Кого бы случай ни принес,
Кто вы, скажите, я молю,
Просящий входа в дверь мою?
Простите мне: ваш легкий стук
Имел такой неясный звук,
Что, я клянусь, казалось мне,
Я услыхал его во сне».
Тогда, собрав остаток сил,
Я настежь дверь свою открыл:
Вокруг жилища моего
Был мрак — и больше ничего.
Застыв на месте, я впотьмах
Изведал снова тот же страх,
И средь полночной тишины
Передо мной витали сны,
Каких в обители земной
Не знал никто — никто живой!
Но все по-прежнему кругом
Молчало в сумраке ночном,
Лишь звук один я услыхал:
«Ленора!» кто-то прошептал…
Увы! я сам то имя звал
И эхо нелюдимых скал
В ответ шепнуло мне его,
Тот звук — и больше ничего.
Я снова в комнату вошел
И снова стук во мне дошел
Сильней и резче, — и опять
Я стал тревожно повторять:
«Я убежден, уверен в том,
Что кто-то скрылся за окном.
Я должен выведать секрет,
Дознаться, прав я или нет?
Пускай лишь сердце отдохнет, —
Оно, наверное, найдет
Разгадку страха моего:
То вихрь — и больше ничего».
С тревогой штору поднял я —
И, звучно крыльями шумя,
Огромный ворон пролетел
Спокойно, медленно — и сел
Без церемоний, без затей,
Над дверью комнаты моей.
На бюст Паллады взгромоздясь,
На нем удобно поместясь,
Серьёзен, холоден, угрюм,
Как будто полон важных дум
Как будто прислан от кого, —
Он сел — и больше ничего.
И этот гость угрюмый мой
Своею строгостью немой
Улыбку вызвал у меня.
«Старинный ворон!» молвил я,
«Хоть ты без шлема и щита,
Но видно кровь твоя чиста,
Страны полуночной гонец!
Скажи мне, храбрый молодец,
Как звать тебя? Поведай мне
Свой титул в доблестной стране,
Тебя направивший сюда?»
Он каркнул: — «Больше — никогда!»
Я был не мало изумлен,
Что на вопрос ответил он.
Конечно, вздорный этот крик
Мне в раны сердца не проник;
Но кто же видел из людей
Над дверью комнаты своей,
На белом бюсте, в вышине,
И наяву, а не во сне,
Такую птицу пред собой,
Чтоб речью внятною людской
Сказала имя без труда,
Назвавшись: Больше — никогда?!
Но ворон был угрюм и нем.
Он удовольствовался тем,
Что слово страшное сказал, —
Как будто в нем он исчерпал
Всю глубь души — и сверх того
Не мог добавить ничего.
Он все недвижным пребывал,
И я рассеянно шептал:
«Мои надежды и друзья
Давно покинули меня…
Пройдут часы, исчезнет ночь —
Уйдет и он за нею прочь,
Увы, и он уйдет туда!..»
Он каркнул: — Больше никогда!
Такой осмысленный ответ
Меня смутил. «Сомненья нет»,
Подумал я: "печали стон
Им был случайно заучен.
Ему внушил припев один
Его покойный господин.
То был несчастный человек,
Гонимы When in the gloomy hour of the night,
One day, pale and sick,
I worked on a pile of books
To me, in a moment of forgetfulness,
An inarticulate knock came from the outside,
As if someone was knocking on me,
Knocking softly on my door -
And I, agitated, said:
“It should be so, probably so -
That late traveler in this darkness
Knocking on the door, knocking on me
And timidly asks from the outside
To the shelter of my dwelling:
That is a guest - and nothing else. "
That was in gloomy December.
There was a cold in the yard,
The charcoal burned out in the fireplace
And, dying out, poured
Crimson light ceiling;
And I read ... but I couldn't
Get carried away by the wisdom of the pages ...
In the shadow of drooping eyelashes
An image was worn before me
Friends are light, unearthly,
Whose spirit is among the angelic names
Lenora is named in the sky,
But here, disappearing without a trace,
Lost his name - forever!
And the rustle of silk curtains
He caressed me - and into the world of wonders
I flew away as if sleepy
And fear, alien to me, penetrated
Into my anxious chest.
Then, wanting something
Tame the beating of the heart
I began to repeat absently:
“That late guest knocks on me
And timidly asks from the outside,
To the shelter of my dwelling:
That is a guest - and nothing else. "
From the sound of your own speeches
I felt brave
And distinctly, loudly said:
“Whoever the chance brings,
Who are you, tell me, I pray
Asking for an entrance to my door?
Excuse me: your light knock
Had such a vague sound
What, I swear, it seemed to me
I heard him in a dream. "
Then, having gathered the rest of the strength,
I opened my door wide:
Around my dwelling
There was darkness - and nothing else.
Frozen in place, I'm in the dark
Tasted the same fear again
And in the midnight silence
Dreams hovered before me
Which in the earthly monastery
Nobody knew - nobody was alive!
But everything is still around
Silent in the darkness of the night,
Only one sound I heard:
"Lenora!" someone whispered ...
Alas! I called that name myself
And the echo of unsociable rocks
He whispered to me in response,
That sound and nothing else.
I entered the room again
And again the knocking came through me
Stronger and sharper - and again
I began to repeat uneasily:
“I am convinced, sure
That someone had disappeared outside the window.
I have to find out a secret
Find out if I'm right or not?
Let only the heart rest, -
It will probably find
The answer to my fear:
That whirlwind - and nothing else. "
I raised the curtain with alarm -
And, loudly rustling wings,
A huge raven flew by
Calmly, slowly - and sat down
No ceremony, no fancy,
Over the door of my room.
Perched on the bust of Pallas,
It fits comfortably on it,
Serious, cold, gloomy,
As if full of important thoughts
As if sent from someone, -
He sat down - and nothing else.
And this guest is my gloomy
By my dumb severity
He made me smile.
"Old Crow!" I said,
“Though you are without a helmet and a shield,
But your blood is clear,
Country midnight messenger!
Tell me, brave fellow,
What is your name? Tell me
Your title in a valiant country
Who sent you here? "
He croaked: "Never again!"
I was not a little amazed
That he answered the question.
Of course, this absurd cry
I did not penetrate into the wounds of my heart;
But who has seen from people
Over the door of your room,
On a white bust, high above,
And in reality, and not in a dream,
Such a bird in front of me,
So that by the speech of an intelligible human
Said the name without difficulty
Named: Never again ?!
But the raven was sullen and mute.
He contented himself with
What a terrible word said, -
As if in him he had exhausted
All the depths of my soul - and beyond that
Couldn't add anything.
He stayed motionless,
And I whispered absentmindedly:
“My hopes and friends
Left me long ago ...
Hours will pass, the night will disappear -
He will leave and follow her away,
Alas, and he will go there! .. "
He croaked: “Never again!
Such a meaningful answer
Confused me. "There is no doubt"
I thought: "groan sorrow
He was accidentally memorized.
He was inspired by the chorus one
His late master.
He was a wretched man
Persecuted Смотрите также: | |
