Как будто ребёнок, потерявшийся в парке: в слезах и с губами дрожащими,
Как будто старик, окружённый сворой собак агрессивной и лающей,
Как будто толпою растоптанный кот на внеочередной распродаже,
Меня ежедневно кружит, крутит, бьёт, шатает и мажет.
Машет руками девушка, что дождалась её папу с войны.
Катится с горки девочка в мире, где все поголовно – больны.
Греется счастливо парень от света ядерного гриба.
Люди целуются, а через миг снова классовая борьба.
Давка в метро, а в наушниках воет о своей любви Том Йорк.
Сегодня кому-то 20 и папа больше её не бьёт.
Сегодня кому-то 30 и папа больше ей не звонит.
Будничные заботы: ненависть к самой себе и стыд.
Крутится карусель жизни, только сильней набирая ход:
Я села на белую лошадь и нас с ней безумно трясёт.
Кто нас полюбит? Никто. Но как сильно нам в печень факт этот бьёт?
Каждый в объятьях – прекрасен. Каждый в толпе – урод.
Сколько часов я брожу по Москве и глазами ищу тот взгляд?
Жёлтые листья. Морозит. Хуёво. Суставы скрипят и болят.
Мне ничего не надо и ничего не нуждается в
Моей руке на своём локте и касании головы.
Мне всё равно – механически лыблюсь я сквозь темноту внутри.
В конкурсе пиздостраданий я по-любому займу гранд-при.
В корпусе своего тела мне наконец-то приятно жить.
Самое место душонке гнилой. Скрываюсь под маской лжи.
В рёбра - как в масло, ножа нет нежнее. Нету причин болеть
И по утрам подниматься с постели, чтобы опять смотреть:
Вместе с рассветом уходит в закат капля надежды во мне,
Не надоедает новому дню ставить меня к стене.
