Только робкая нежность, и боль догорающих звёзд,
А ещё тихий шелест листвы и косые дожди переулков.
За колючею вьюгою ветер бродячий принёс,
невзначай, словно оттепель, музыку нашей мазурки.
Как их звали, тех двух, чей летящий, восторженный шаг
Белой вьюгой ворвался в твоё незакрытое сердце,
Шорох, волн, серпантин, и к ногам заструившийся жар,
Обнимающий скерцо, живое, волшебное скерцо.
Может статься, в завешенном жёлтой листвою окне,
Среди белого шёлка, бросаясь листвою открыто,
Это ты, вместе с музыкой, шла, улыбаясь, ко мне,
И шептала струна: Mazurkita, oh mi, Mazurkita.
И мазурка хрипела, врываясь в сердца и в дома,
Двери с петель срывала, и хрупкие крыши сдувала,
И дождём обжигающим хлынула с неба Луна,
Обливая той музыкой арки, мосты и каналы.
Умирает мазурка, и кто-то, отчаянно груб,
Треплет жёлтые ленты, готовый в лицо рассмеяться,
Мне б коснуться её холодеющих губ,
Отдышать, отогреть, снова в верности вечной поклясться.
Но изломаны руки, и гаснет растерянный взгляд,
Зверь принцессу унёс, и замкнулись тяжёлые ставни,
И мазурка моя не вернётся, идальго, назад,
И полоска Луны на паркете, идальго, растает.
Словно платье вдовы, в переулках листва шелестит,
Словно нищие старцы, дожди обивают пороги,
Где-то в окнах завьюженных слышишь знакомый мотив,
И полоска Луны белым шарфом ложится под ноги. Only timid tenderness, and the pain of dying stars,
And also a quiet rustle of foliage and slanting rains of alleys.
Behind the thorny blizzard, the stray wind brought,
by chance, like a thaw, the music of our mazurka.
What were their names, those two whose flying, enthusiastic step
White blizzard burst into your open heart
Rustle, waves, serpentine, and heat flowing to the feet,
Embracing a scherzo, a living, magical scherzo.
Maybe in a window covered with yellow leaves,
Among the white silk, throwing the foliage openly,
It was you, along with the music, walking towards me, smiling
And the string whispered: Mazurkita, oh mi, Mazurkita.
And the mazurka wheezed, bursting into hearts and houses,
Tore off doors from their hinges, and blew fragile roofs,
And the moon poured from the sky like a burning rain,
Pouring that music over the arches, bridges and canals.
The mazurka dies, and someone, desperately rude,
Flutters yellow ribbons, ready to laugh in the face,
I would touch her cold lips
To breathe, to warm up, again to swear in eternal fidelity.
But his hands are broken, and the confused look fades away,
The beast took the princess away, and the heavy shutters closed,
And my mazurka will not return, hidalgo, back,
And the strip of the moon on the floor, hidalgo, will melt.
Like a widow's dress, foliage rustles in the alleys,
Like beggar elders, the rains hit the rapids
Somewhere in the clouded windows you hear a familiar tune
And the strip of the Moon as a white scarf falls under your feet. Смотрите также: | |
