С. С. Бехтѣевъ († 1954 г.)
Видѣніе дивѣевской старицы. [1922.]
Зимняя ночь и трескучій морозъ на дворѣ;
Ели и сосны безмолвно стоятъ въ серебрѣ.
Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругомъ;
Боръ вѣковой позабылся таинственнымъ сномъ.
Въ сизомъ туманѣ, надъ бѣлой поляной одна,
Робко, какъ призракъ, скользитъ золотая луна;
Блещетъ огнями на рыхлыхъ алмазныхъ снѣгахъ,
Ярко играя на скитскихъ червонныхъ крестахъ,
Мирно обитель въ сугробахъ навѣянныхъ спитъ;
Только вдали огонекъ одинокій блеститъ.
Въ кельѣ сосновой, окутанной трепетной мглой,
Жарко лампада горитъ предъ Иконой Святой.
Пламя, мерцая, то гаснетъ, то вспыхнувъ, дрожитъ;
Старица Ксенья на образъ съ любовью глядитъ.
Катятся слезы изъ старенькихъ, слѣпенькихъ глазъ;
Шепчутъ уста: «О, Господь, заступись Ты за насъ!
Гибнетъ Россія; крамола по царству растетъ;
Мутитъ нечистый простой, православный народъ.
Кровь обагрила родные поля и лѣса;
Плачетъ и стонетъ кормилица наша земля.
Сжалься, Спаситель, надъ темной, безумной страной:
Души смири, распаленныя долгой войной.
Русь православная гибнетъ на радость врагамъ;
Сжалься Господь, не карай насъ по нашимъ грѣхамъ.
Боже Великій, создавшій и твердь и моря,
Къ намъ снизойди и верни намъ роднаго Царя!..»
* * *
Зимняя ночь и трескучій морозъ на дворѣ;
Ели и сосны безмолвно стоятъ въ серебрѣ.
Тихо, безлюдно; ни звука не слышно кругомъ;
Боръ вѣковой позабылся таинственнымъ сномъ.
Жарко лампада горитъ предъ Иконой Святой;
Старица смотритъ — и видитъ Христа предъ собой:
Скорбныя очи съ любовью глядятъ на нее,
Словно хотятъ успокоить, утѣшить ее,
Нѣжно сказавъ: «— Не печалься убогая дщерь,
Духомъ не падай, надѣйся, молися и вѣрь».
Робко лампада, мерцая во мракѣ, горитъ;
Старица скорбно, во мглу, въ безпредѣльность глядитъ.
Смотритъ и видитъ, молитву честную творя, —
Рядомъ съ Христомъ Самаго Страстотерпца Царя!
Ликъ его скорбенъ; печаль на державномъ лицѣ;
Вмѣсто короны стоитъ онъ въ терновомъ вѣнцѣ;
Капли кровавыя тихо спадаютъ съ чела;
Дума глубокая въ складкахъ бровей залегла.
Смотритъ отшельница, смотритъ, и чудится ей —
Въ обликъ единый сливаются въ безднѣ тѣней
Образъ Господень и Образъ Страдальца-Царя...
Молится Ксенья, смиренною вѣрой горя:
«Боже Великій, единый, безгрѣшный, святой,
Сущность видѣнья рабѣ бесталанной открой;
Умъ просвѣти, чтобъ могла я душою понять
Воли Твоей недоступную мнѣ благодать!..»
* * *
Зимняя ночь и трескучій морозъ на дворѣ;
Ели и сосны безмолвно стоятъ въ серебрѣ.
Тихо, безлюдно; ни звука не слышно кругомъ;
Боръ вѣковой позабылся таинственнымъ сномъ.
Жарко лампада предъ Образомъ Спаса горитъ;
Старица Ксенья во мглу въ безпредѣльность глядитъ.
Видитъ она — лучезарный, нездѣшній чертогъ;
Въ храминѣ столъ установленъ, стоитъ поперекъ:
Яства и чаши для званныхъ стоятъ;
И съ Іисусомъ Двѣнадцать за брашной сидятъ,
И за столомъ, ближе всѣхъ, одесную Его,
Видитъ она Николая, Царя своего.
Кротокъ и свѣтелъ Его торжествующій Ликъ,
Будто Онъ счастье желанное сердцемъ постигъ,
Будто открылись Его свѣтозарнымъ очамъ
Тайны, незримыя нашимъ грѣховнымъ глазамъ,
Блещетъ въ алмазахъ Его драгоцѣнный вѣнецъ;
Съ плечь ниспадаетъ порфиры червленный багрецъ;
Свѣтелъ, какъ солнце, державный, ликующій взоръ;
Ясенъ, какъ неба лазурный просторъ.
Падаютъ слезы изъ старенькихъ, слѣпенькихъ глазъ:
«Батюшка Царь, помолись Ты, кормилецъ за насъ!»
Шепчетъ старушка, и тихо разверзлись уста;
Слышится слово, завѣтн S. S. Behtѣev († 1954)
Viyanі Divѣevskaya Starity. [1922.]
Winter night and Trycchi Moroz on the yard;
Spruce and pines are silent in silver.
Quietly, dearless, no sound is heard circle;
Bor Vѣkova forgot the mysterious sleep.
In Sizom Misty, over the Blush Polyany alone,
Timidly, like a ghost, slides a golden moon;
Blossoms on loose diamond snagah,
Bright playing on the Skitsky Chervonny Crosses,
Peacefully the insidency in a snowdrift attenna sleep;
Only in the afternoon lonely glitter.
In a cable pine, shrouded milk
Hot Lampada is burning the holy icon.
Flame, Merzaya, then goes out, then flashed, trembling;
Staritsa Ksenia on the image of a glee looks.
Katsya tears from the old, Slotye eyes;
Whispering mouth: "Oh, Lord, you are behind us!
The doss of Rossіya; Kramol in the kingdom grows;
Mutit is an unclean simple, Orthodox people.
Blood was ordained native fields and lsa;
Crumbles crying and moaning our land.
Szzzhazya, Savior, Dark, insane country:
Souls Smiri, having broken long war.
Rus Orthodox dies to the joy of enemy;
The Lord is shilled, do not karai us on our grock.
God great, creating and the solid and the sea,
To us down and return to us by Rodnago Tsar! .. "
* * *
Winter night and Trycchi Moroz on the yard;
Spruce and pines are silent in silver.
Quietly, silent; No sound is heard around;
Bor Vѣkova forgot the mysterious sleep.
Hot lamps burning the holy icon;
Staritsa looks - and sees Christ to him:
Sorrowful eyes are loved by love
As if they want to calm down her,
Nazyly said: "- not sadly the wretched dashing,
Duma do not fall, wear, pray and lit. "
Robko Lampada, Merzaya in the dark, is burning;
The old man is mournfully, in the MGLU, it looks in operation.
Watching and sees, prayer honest cottages, -
Next, by Christ, Samago Passion Tsar!
Lick his grief; sorrow on the showing face;
Vmѣously the crown is worth it in Ternovy Vѣntsѣ;
Drops of the bloody quietly fall into the shale;
Duma deep in folds facing the eyebrow.
Looking a lap, looks, and it mights -
In the appearance of a single merge in the abyss
The image of the Lord and the image of the sufferer-king ...
Praying Ksenia, Hamperily Veria Grief:
"God great, one, chamchable, holy,
Essence of the view of the slave is inflated open;
I've misfortune, so I could understand my soul
Will your unavailable MNѣ grace! .. "
* * *
Winter night and Trycchi Moroz on the yard;
Spruce and pines are silent in silver.
Quietly, silent; No sound is heard around;
Bor Vѣkova forgot the mysterious sleep.
Hot Lampad Lamps the Savior is burning;
Staritsa Ksenia in MGLU in impunity looks.
She sees it - radiant, negligent parship;
In the temmons, the table is installed, it is worth the side:
The disassensies and bowls for the names are worth;
And the gathering of іysus are two minutes after the brush sit,
And at the table, closer to all of him, ones,
She sees her Nicholas, king his.
Krotok and Svytel his triumphant Lick,
As if he was happiness welcome with heart postig
As if he was opened by his colon
Secrets, invisible to our Mercian's eyes,
Blessed in Almazakh, his precious Vѣnets;
Shawl.
Svetuel, how the sun, holding, leaning eyes;
Yasten, like Sky azure space.
Falling tears from the old eyes:
"The father of the king, you are called, the breadwinner for us!"
Whispering the old woman, and quietly opened mouth;
Hears the word, head | |
