Endlich Nacht. Kein Stern zu sehen.
Der Mond versteckt sich,
denn ihm graut vor mir.
Kein Licht im Weltenmeer.
Kein falscher Hoffnungsstrahl.
Nur die Stille. Und in mir
die Schattenbilder meiner Qual.
Das Korn war golden und der Himmel klar.
Sechzehnhundertsiebzehn,
als es Sommer war.
Wir lagen im flüsternden Gras.
Ihre Hand auf meiner Haut
war zärtlich und warm.
Sie ahnte nicht, daß ich verloren bin.
Ich glaubte ja noch selbst daran,
daß ich gewinn.
Doch an diesem Tag geschah's zum erstenmal.
Sie starb in meinem Arm.
Wie immer wenn ich nach
dem Leben griff,
blieb nichts in meiner Hand.
Ich möchte Flamme sein
und Asche werden
und hab noch nie gebrannt.
Ich will hoch und höher steigen,
und sinke immer tiefer ins Nichts.
Ich will ein Engel
oder ein Teufel sein,
und bin doch nichts als
eine Kreatur,
die immer das will,
was sie nicht kriegt.
Gäb's nur einen Augenblick
des Glücks für mich,
nehm ich ew'ges Leid in Kauf.
Doch alle Hoffnung ist vergebens,
denn der Hunger hört nie auf.
Eines Tages, wenn die Erde stirbt,
und der letzte Mensch mit ihr,
Dann bleibt nicht zurück
als die öde Wüste
einer unstillbaren Gier.
Zurück bleibt nur
die große Leere.
Eine unstillbare Gier.
Des Pastors Tochter ließ' mich ein bei Nacht,
siebzehnhundertdreißig
nach der Mainandacht.
Mit ihrem Herzblut schrieb ich ein Gedicht
auf ihre weiße Haut.
Und des Kaisers Page aus Napoleons Tross...
Achtzehnhundertdreizehn
stand er vor dem Schloß.
Daß seine Trauer
mir das Herz nicht brach,
kann ich mir nicht verzeihn.
Doch immer, wenn ich
nach dem Leben greif,
spür ich, wie es zerbricht.
Ich will die Welt verstehn
und alles wissen,
und kenn mich selber nicht.
Ich will frei und freier werden,
und werde meine Ketten nicht los.
Ich will ein Heiliger
oder ein Verbrecher sein,
und bin doch nichts als
eine Kreatur,
die kriecht und lügt
und zerreissen muß,
was immer sie liebt.
Jeder glaubt, daß alles einmal besser wird,
drum nimmt er das Leid in Kauf.
Ich will endlich einmal satt sein,
doch der Hunger hört nie auf.
Manche glauben an die Menschheit,
und mache an Geld und Ruhm.
Manche glauben an Kunst und Wissenschaft,
an Liebe und an Heldentum.
Viele glauben an Götter
verschiedenster Art,
an Wunder und Zeichen,
an Himmel und Hölle,
an Sünde und Tugend
und an Bibel und Brevier.
Doch die wahre Macht,
die uns regiert,
ist die schändliche,
unendliche,
verzehrende,
zerstörende
und ewig unstillbare Gier.
Euch sterblichen von morgen
prophezeih ich
heut und hier:
Bevor noch das nächste Jahrtausend beginnt,
ist der einzige Gott, dem jeder dient,
die unstillbare Gier.
Наконец ночь. Звезды не видно.
Прячется луна
потому что он меня боится.
Нет света в океане.
Не ложный луч надежды.
Просто тишина. И во мне
силуэты моих мучений.
Зерна были золотыми, а небо чистым.
Шестнадцатьсот семнадцать
когда было лето.
Мы лежим в шепчущей траве.
Твоя рука на моей коже
было нежным и теплым.
Она не знала, что я потерялся.
Я все еще верил в это сам
что я выигрываю.
Но в тот день это случилось впервые.
Она умерла у меня на руке.
Как всегда, когда я иду в
схваченная жизнь,
в руке ничего не осталось.
Я хочу быть пламенем
и пепел становится
и никогда не горела.
Я хочу подниматься и подниматься
и погружаться все глубже и глубже в ничто.
Я хочу ангела
или будь дьяволом
и я всего лишь
существо
кто всегда хочет
что она не получает.
Если только на мгновение
счастья для меня
Принимаю вечные страдания.
Но все надежды напрасны
потому что голод никогда не прекращается.
Однажды, когда земля умрет
и последний человек с ней
Тогда не отставай
чем бесплодная пустыня
ненасытная жадность.
Только остается позади
великая пустота.
Ненасытная жадность.
Дочь пастора впустила меня ночью
семнадцать тридцать
после Главной службы.
Я написал стихотворение ее сердцем и душой
на ее белой коже.
И паж императора из окружения Наполеона ...
Восемнадцать тринадцать
он стоял перед замком.
Это его горе
не разбил мне сердце
Я не могу простить себя.
Но когда бы я ни делал
стремление к жизни
Я чувствую как это ломается
Я хочу понять мир
и все знаю
и не знаю себя.
Я хочу быть свободным и свободным
и не избавляйся от моих цепей.
Я хочу святого
или быть преступником
и я всего лишь
существо
она ползает и лжет
и должен разорвать
все, что она любит.
Все верят, что однажды все станет лучше
поэтому он принимает страдание.
Я наконец хочу быть сытым
но голод никогда не прекращается.
Некоторые верят в человечество
и зарабатывать деньги и славу.
Некоторые верят в искусство и науку
любви и героизма.
Многие верят в богов
различные виды,
в чудесах и знамениях,
в раю и в аду,
в грехе и добродетели
и Библия и Бревиарий.
Но настоящая сила
кто нами правит
постыдный
бесконечный
потребляя,
разрушительный
и вечно ненасытная жадность.
Вы смертные завтрашнего дня
Я прогнозирую
сегодня и здесь:
Перед началом следующего тысячелетия
единственный бог, которому все служат
ненасытная жадность.