Ночь устало ложится, на кроны, деревьев, и земля, словно стала чужой
Тишина, оглушила, и с болью теперь я, до утра, не расстанусь с тоской
Даже самая черная, ночь, вне закона, в заколоченных, к ржавым, теням
Над дозорными вышками, вороны воют, предвещая беду, лагерям.
В отгоревших глазах, рассыпаются грезы, прошлолетнего календаря,
Где же ваши белЁсые кудри, березы, где Россия, свобода твоя
Как позволила ты, свою гордость, унизить, и смириться с безверной толпой
Как смогла допустить, свой народ обезличить, и в народе прозваться тюрьмой.
И не скоро еще ночь взорвется, рассветом, мы не скоро, очнемся от бед.
И потомки не смоют позор, новым веком, не прощенных, предательских лет.
И кандальная медь, не поведает снова, тихий плач, обгоревших берез.
И Россия, исконно святая, не скроет, в образах, своих пролитых слез. Night falls wearily on the crown of the trees, and the land became like a stranger
The silence, stunned, and now I'm in pain, until the morning, do not part with longing
Even the black, night, outside the law, in the boarded-up, to the rusty, shadows
Over the sentinel towers, ravens howl, foreshadowing trouble camps.
In otgorevshih eyes, scattered dreams, proshloletnego calendar
Where is your whitish hair, birch, where Russia, your freedom
How to let you, my pride, humiliate, and put up with the crowd bezvernoy
How could allow their people to depersonalize and popularly nicknamed the prison.
And the night will not soon explode dawn, we not soon, ochnemsya from harm.
And the descendants not wash away the shame, the new century, not forgiven, treacherous years.
And the chains of copper, not tell again, a quiet weeping, charred birch.
And Russia, originally holy, do not hide in the images, their spilled tears. | |
