Когда мне было двенадцать, в город пришли они.
Они отключили воду и забрали себе огни.
Папа созвал друзей, и они пытались
Избавить город от пакостной западни,
Но быстро сдались и отказались.
А папе в потасовке отрубило палец.
Папа искал дрова, воду и инсулин.
Дочурок у него двое, а он – один.
На улице падал чёрный и мерзкий снег.
С полок сметали водку и кофеин.
Бездомные умирали, не разыскав ночлег.
Из репродуктора доносился тягучий смех.
Через неделю запылала библиотека,
А старый беззубый сосед-калека
Был найден загрызенным у ворот.
Следом спалили школу и две аптеки.
Люди хотели идти на север, вплоть до Седых болот.
Папа же сделал наоборот.
Декабрь. Они пришли и забрали папу.
Дик рычал и кидался, но ему отрубили лапы
И приказали на заднем дворике сжечь.
Еле успокоила рыдающую Агату.
Забрали бумагу, чернила, остатки свеч.
Тягучий, склизкий и пепельно-серый смерч.
На улицах – кровь и разорванные газеты,
Останки прогнивших тел тех, кто стоял в пикетах.
В центре остатки ратуши тихо тлеют -
Шпиль походит на кончик потушенной сигареты.
Механические собаки на каждой второй аллее -
Сбываются пророчества старого дядюшки Рэя.
Они ушли, когда осталось нечего поджигать.
На трупе былого города – пепельная печать.
Рваное небо краснеет ужасным скопищем ран.
Мы с Агатой засыпаем, уставши чего-то ждать,
И нам снится пение соловья, солнце и океан.
И я верю, будет по-майски безветренно и туман.
Виталий Балашов, 2013.
When I was twelve, when they came to town.
They turned off the water and took it lights.
Dad called friends, and they tried to
Rid the city of dirty trap
But quickly gave up and abandoned.
And the Pope in the brawl chopped off a finger.
Dad was looking for firewood, water, and insulin.
Little daughters had two, and he - alone.
The street fell black and nasty snow.
With shelves swept vodka and caffeine.
Homeless people died, not having found the night.
From the loudspeaker came the drawling laugh.
A week later flared library
A toothless old neighbor crippled
Zagryzennym was found at the gate.
Following burned two schools and a drugstore.
People wanted to go north, up to the Grizzly marshes.
Dad did the same the other way around.
December. They came and took the pope.
Dick growled and rushed, but he was cut off legs
And ordered backyard burn.
Barely calmed sobbing Agatha.
They took the paper, the ink, the remains of the candle.
Stringy, slimy and ash gray tornado.
On the streets - blood and torn newspapers
The remains of rotting bodies of those who stood in picket lines.
At the heart of the remains of the town hall quietly smolder -
The spire is like the tip of a cigarette extinguished.
Mechanical dogs on every other avenue -
Self-fulfilling prophecy of the old Uncle Ray.
They left when there is nothing to ignite.
On the corpse of the former city - Ash printing.
Ragged red sky throng of terrible wounds.
We Agatha fall asleep, tired of something to wait for,
And we dream of a nightingale singing, the sun and the ocean.
And I believe, will Maisky no wind and fog.
Vitaly Balashov, 2013.
