Загляни в глаза стеклянные – в них увидишь холод ямы.
Бредём мы все одними тропами, но не стучит сердце упрямое.
Не жжёт огонь наших надежд и нипочём мороз презрения,
Прижизненно я похороненный – крайняя степень отчуждения.
Я окоченел.
Это не предел.
Мне на плечо легла рука её, голос беззвучный звал с собою:
«Пойдём, глупец, туда, где я княжна, я тайны все тебе открою.
Придем в края вечных ветров, и тьма примет тебя утробой,
Туда, где страшный тот жилец скребет во мраке стенки гроба».
Я окоченел.
Это не предел.
«Ах, ты добычу себе чаяла! Сними руку с меня, костлявая!
Я похожу ещё их тропами, а вдруг найду средь них себя я».
Ведь нипочём мороз надежд, так и не жжёт огонь презрения,
Прижизненно я похороненный – высшая мера наслаждения.
Я окоченел.
Этого хотел.
Ploy in the eyes of glass - in them you will see the cold pit.
We are all the paths, but does not knock the heart stubborn.
Do not burn the fire of our hopes and the frost of contempt,
Lifely I was buried - the extreme degree of alienation.
I'm stolen.
This is not the limit.
I lay her shoulder on her, my voice is silent called with him:
"Let's go, a fool, where I am printed, I will reveal all the secrets.
Come to the edges of the eternal winds, and the darkness will take you wicker,
There, where the terrible volume is scrub in the darkness of the coffin wall.
I'm stolen.
This is not the limit.
"Ah, you are prey for yourself Cayala! Remove your hand with me, bony!
I also like their trails, and suddenly I will find themselves with me. "
After all, it is impossible to frost with hopes, it's not burning the fire of contempt,
Just I was buried - the highest measure of pleasure.
I'm stolen.
That wanted.
