По зрелищу хорошему скучая,
Искусства театрального взыскуя,
Смотрел я гамлетов, макбетов, прочих чаек.
Что о театре вам сказать могу я?
С парковками, во-первых, хреновато
В Ленкоме, на Таганке, в Маяковке.
Ведь Станиславский говорил когда-то:
«Театр начинается...» с парковки.
Спектакли тоже, скажем так, не гениальны.
Ну, вяло. Слабо. Мелко Не цепляет.
Прочтенье классики стандартно и банально.
Ну, кто так ставит? Ну, кто так играет?!
Бездарно. Скучно. Пыльно как в могиле.
А ведь Станиславский с Немировичем писали:
«Театр это вам не фигли-мигли,
Театр это вам не трали-вали».
А не проявить ли мне инициативу снизу?
И не поставить ли спектакль самому?
Организую я, пожалуй, антрепризу,
И замахнусь-ка я, пожалуй, на «Муму».
В этой драме столько страсти,
Философии и грусти.
Там о конформизме и о власти,
О королях и о капусте.
И о чем молчит Герасим,
И зачем собака лает.
Что хотел сказать нам классик?
А тут ведь, хрен же его знает.
Смешаем Брехта, Товстоногова и Брука,
Разбавим Эфросом, потом добавим Штайна.
Муму пусть будет ни кобель, ни сука:
Должна быть в женщине какая-нибудь тайна.
И пожеланье для господ актеров
Играть на стыке драматизма и гротеска.
Ах, как сыграли бы Меркурьев или Кторов...
Кем заменить? Безруков да Хабенский.
А сценография пусть будет лапидарной,
Концептуальной, в стиле черного квадрата.
Стоят ворота, а на них замок амбарный,
Как аллегория - мол, свободы нет, ребята.
А нам не нужен реализм залежалый,
У нас не будет самоваров и медведей.
И в действие введу я хор, пожалуй,
По типу хора греческих трагедий.
Кто там сказал:
Времен распалась связь?
А черта с два.
Начнем же, помолясь.
Действие первое. Усадьба барыни.
Поет хор:На горе стоит ветла,
Под горой пылит подвода.
Тяжела ты, тяжела
Жизнь трудящего народа.
Птичка божья: чик-чирик,
Ей на воле всё веселье.
А бедняга наш мужик
Жнет и сеет, жнет и сеет,
Жнет и сеет!
А с другой-то стороны
Есть порты и есть онучи.
Каша есть, а то блины.
Баба есть, на всякий случай.
Отпахал, напился пьян,
Да, и дрыхни до восхода.
Так на хрена козе баян,
А крестьянину свобода.
А секут нас, слава Богу, через день
А за нашу нерадивость да за лень.
Выправляется хаЛактер наш дурной,
И за все спасибо Барыне родной!
Наша Барыня красива и умна.
Справедливая и строгая она.
Ой, какое ты смиренное, признательное
Коллективное ты наше бессознательное.
Входит Барыня.
Мой муж покойный был изрядным либералом.
Был книгочей, философ, в общем, балабол.
И юбки девкам дворовым не задирал он,
И мужиков принципиально не порол.
Права, свободы, паче просвещенье мира.
Бывало дворню созовет в господский зал,
Им Сумарокова читает, Кантемира.
А те в испуге только пучили глаза.
Мужик непоротый теряет ориентиры,
К работе хладен, в голове разброд.
Хозяйству вред один от этих кантемиров,
От сумароковых падеж и недород.
А свобода – суть отрава,
Вольтерьянство наносное.
Человек имеет право,
И это право – крепостное.
Входит дворецкий Гаврила.
Барыня:Ну что народ?
Гаврила:Народ поет о том как славно он живет
Под Вашим чутким, извиняюсь, руководством.
Барыня:Но-но, да ты гляди мне, не юродствуй.
Гаврила:Да как же можно-с, Боже упаси!
Барыня:Ладно, слушай сюда.
Герасим, дворник наш, завел отвратнейшую псинку.
Муму сует повсюду свой поганый мокрый нос,
И лает, лает на меня как на простолюдинку.
Она ведь тем мою сакральность ставит под вопрос.
Ты мне скажи: я власть или не власть?
Гаврила: Власть.
Барыня:А что ж она тут разевает пасть!
Поговори с башмачником, ну с этим, Капитоном.
Он рожа прохиндейская, мерзавец и бандит.
Он с детства хулиганом рос, шатался по притонам.
Пусть он вопрос с собачкой окончательно решит.
Налей ему, а сам смотри, ни-ни!
Гаврила:Да, как же можно-с, Боже сохрани According spectacle good bored,
Art theater vzyskuya,
I watched Hamlet, Macbeth, other gulls.
What about the theater you can tell me?
With parking, first, hrenovato
In Lenkom, the Taganka in Mayakovka.
After Stanislavsky once said:
"The theater begins ..." from the parking lot.
Performances also, shall we say, not brilliant.
Well, sluggish. Mild. Finely not catchy.
Reading the classics is standard and trite.
Well, who puts so? Well, who plays so ?!
Mediocre. Boring. Dusty as a tomb.
But Stanislavsky Nemirovich wrote to:
"Theatre is you do not Figl-Miglena,
Theatre is not like Tralee wali. "
And if I do not show bottom-up?
And Do not put the show itself?
I organize, perhaps, entreprise,
And zamahnus-ka I, perhaps, to "Mumu".
In this drama, so much passion,
Philosophy and sadness.
There are about conformism and of power,
About Kings and cabbage.
And what is silent Gerasim
And why a dog barks.
I wanted to tell us a classic?
And then after all, fuck knows it.
Mixed Brecht, BDT and Brooke,
Dilute Efros, then add Stein.
Mumu let there be no male or bitch:
Should be a woman some kind of mystery.
And suggestions for the gentlemen actors
Play at the junction of drama and the grotesque.
Oh, it would play Merkur'ev or Ktorov ...
Who replaced? Bezrukov yes Habensky.
A set design will let lapidary,
Concept, in the style of the black square.
It is the gate, and they padlock,
As an allegory - they say, there is no freedom, guys.
And we do not need stale realism,
We will not have samovars and bears.
And I will bring me chorus effect, perhaps,
By type of chorus of Greek tragedies.
Who is there said:
Times broke the connection?
And like hell.
Let us begin, praying.
Act One. Manor ladies.
Sings the chorus: On the mountain is willow,
Under the mountain dusty supply.
Heavy thou, heavy
The life of the working people.
Bird God: Chick-Ciric,
She will to all the fun.
A poor man is our guy
Reaping and sowing, reaping and sowing,
Reaps and sows!
On the other hand, then
There are ports is leggings.
Porridge is, and the pancakes.
Baba is, just in case.
Otpahal, I got drunk,
Yes, and dryhni before sunrise.
So on horseradish goat accordion,
A peasant freedom.
A whipped us, thank God, in a day
And for our negligence but for laziness.
Straightening haLakter our bad,
And all thanks to the lady home!
Our beautiful and intelligent lady.
Fair and rigorous it.
Oh, what do you humble, grateful
Collective you our unconscious.
Included lady.
My husband deceased was a fair liberal.
There was a bookworm, a philosopher, in general, balabol.
And the girls skirts yard not teased it,
And men are not fundamentally flogged.
The rights, freedoms, contrary to enlightened world.
Sometimes the servants will convene in the manor hall,
They Sumarokova reads, Cantemir.
Those in fear only puchili eyes.
A man loses unwhipped landmarks
By the coldness, the confusion in my head.
The au pair damage to one of these Cantemir
From Sumarokov deaths and crop failure.
And freedom - the essence of the poison,
Voltairianism superficial.
Everyone has the right,
And it's right - serfdom.
Included Butler Gabriel.
The lady: Well, what people?
Gabriel: People sings about how nice he lives
Under your strict, sorry leaders.
The lady: But, but, but you look to me, not the foolishness.
Gabriel: Yes, how can you, sir, God forbid!
The lady: Well, look here.
Gerasim, our janitor, started psinka disgusting.
Mumu sticks everywhere filthy wet your nose,
And barks, barks at me as a commoner.
She's so my question the sacredness.
You tell me: I have the power or authority?
Le Havre Authority.
The lady: And what did she then opens his jaws!
Talk to the shoemaker, well, this, Capito.
He prohindeyskaya mug, a scoundrel and a bandit.
From childhood he was a bully growing up, tottered on brothels.
Let him question with the dog finally decides.
Pour it, and the look, no, no!
Gabriel: Yes, how can you, sir, God forbid Смотрите также: | |
