милая Джейн, я пишу из пустого дома: мрачно и грустно, течёт с потолка вода. мы не знакомы, конечно, мы не знакомы, впрочем, знакомы мы не были никогда. ты умерла до меня лет за двести где-то или чуть меньше – мне сложно считать года, ты умерла – я уверен – погожим летом, праздничным вечером выбравшись в никуда; ты попросила себе приготовить ванну, ты приказала служанке идти домой, это решение было слепым, спонтанным, необратимым, как тень за твоей спиной. узкий флакон, отдающий миндальным мылом, стрелки часов, убегающие вперёд. пей, моя девочка, бренная жизнь уныла, лей эту сладость в едва приоткрытый рот, капай на пальцы, глотай через силу, с хрипом, бейся в истерике, брызгай на пол водой, бойся шагов наверху, подчиняйся скрипам, будь ослепительной, сильной и молодой. будь молодой, оставайся такой в альбомах, радуйся лету, и осени, и весне. милая Джейн, я пишу из пустого дома, где лишь твоя фотография на стене.
милая Джейн, я приехал к тебе с ловушкой, с кучей приборов и датчиков в рюкзаке, в каждой из комнат расставил глаза и уши, видеокамера в таймере на руке, тонкие ниточки, масляные пороги, чуткие сенсоры, точно как на войне. волка, как знаешь, наверное, кормят ноги; призраки кормят подонков, подобных мне. милая Джейн, я же знаю: ты здесь, я чую. дай мне отмашку, позволь мне тебя найти. мог бы и силой, конечно, но не хочу я, мало ли что там проявится впереди. был особняк, а теперь – только левый флигель, стол и бумага, изорванный мой блокнот, где номера, города, имена и ники, а на последней странице – наброски нот. да, я пишу иногда, в музыкальной школе раньше учился, но бросил почти в конце. школа казалась тюрьмой. что ж, теперь на воле. воля сполна отпечаталась на лице. годы и бары, уже не боишься спиться, меряешь время в проверенных адресах. главное в нашей профессии – не влюбиться в жертву, почившую пару веков назад.
милая Джейн, я уже отключил сигналы, выбросил камеры, записи скопом стёр. что ещё нужно, скажи, неужели мало? может, из сенсоров мне развести костёр? я расслабляюсь, сожми мои пальцы, леди, нежно води по бумаге моей рукой! – Джейн, изначально всё шло не к моей победе, и вот, пожалуйста, кто я теперь такой… суть ведь не в том, что тобой я пробит навылет, в дом твой пробравшись, как будто коварный тать – просто со мной не хотят говорить живые, даже когда очень хочется поболтать. мёртвым – неважно, они же сказать не могут, могут ли слышать – пожалуй, ещё вопрос. верю, что да. и поэтому не умолкну. слушай меня. я давно говорю всерьёз. то есть пишу, потому что так много проще, можно подумать, во фразы сложить слова. милая Джейн, извини за неровный почерк, так научили, а сам я не виноват. время идёт. я умру – и такое будет. верю, надеюсь и знаю, что ты там есть. всё, мне пора. я опять возвращаюсь к людям. нужно проверить ещё два десятка мест.
милый Симон, я пишу тебе, сидя в ванной, прямо на стенке рукой вывожу слова. ты мне приснился: красивый, но очень странный, ты мне писал, что два века как я мертва. я оставляю тебе это фото, милый, дагерротип – к сожалению, лучше нет, – и ухожу: для того, чтобы можно было встретить тебя через двести грядущих лет.
(с) Тим Скоренко dear Jane, I write from an empty house: gloomy and sad, flowing water from the ceiling. we do not know, of course, we do not know, however, we were not familiar ever. you're dead to me for two hundred years somewhere or a little less - I find it difficult to consider the year, you died - I'm sure - serene summer holiday evening having got nowhere; you asked yourself to prepare a bath, you ordered the maid to go home, the decision was blind, spontaneous, irreversible, like a shadow behind your back. narrow bottle turns the almond soap, clocks, escaping forward. Drink, my girl, temporal life is dull, lei this sweetness barely open mouth, dripping fingers, swallow through force, with a grunt, beysya hysterical, sprinkles water on the floor, afraid to step upstairs creaks obey, whether dazzling, strong and young . whether young, stay in this album, Hail summer and autumn and spring. dear Jane, I write from an empty house, where only your picture on the wall.
dear Jane, I have come to you with a trap with a bunch of devices and sensors in a backpack, in each of the rooms have laid eyes and ears, a video camera in the timer on the hand, thin threads, oil thresholds, sensitive sensors, just as in war. Wolf, as you know, probably fed legs; ghosts feed scum like me. dear Jane, I know you are here, I smell. give me the go-ahead, let me find you. might and power, of course, but I do not want, you never know what's manifest ahead. was a mansion, and now - only the left wing, table and paper, ragged my notebook, where the rooms, cities, names and nicknames, and on the last page - outline notes. Yes, I write sometimes in the music school he studied earlier, but dropped out almost at the end. School seemed to prison. Well, now in the wild. will fully imprinted on his face. years and bars, is not afraid of sleeping, time is measured in the verified addresses. the main thing in our profession - not fall in love with the victim defunct couple of centuries ago.
dear Jane, I've disabled signals, threw the camera records a crowd erased. What else you need to tell me, are they few? maybe of the sensors I build a fire? I relax, squeeze my fingers, lady, Vod gently on the paper with my hand! - Jane, initially everything was not my victory, and here you are, who I am now so ... are in fact not that I'm trying to bleed you, made their way into your house, like an insidious thief - just me not want to talk live even when really want to chat. dead - it does not matter, they also can not tell whether to hear - perhaps another question. I believe so. and therefore can not be silent. listen to me. I've been talking seriously. ie write because so much easier, you might think of the phrase put the words together. dear Jane, I'm sorry for the uneven handwriting, and so taught, and he's not my fault. time goes by. I die - and this will be. I believe, I hope and I know that you are there. all I have to go. I again go back to the people. should be checked more two dozen places.
dear Simon, I am writing to you, sitting in the bathroom, right hand on the wall infer word. I dreamed you: beautiful, but very strange, you wrote to me that two centuries as I'm dead. I leave you this picture, cute, Daguerreotype - unfortunately, there is no better - and go: in order to be able to meet you in two hundred years to come.
(C) Tim Skorenko Смотрите также: | |