НОЧЬ ОТ ПОНЕДЕЛЬНИКА
Имею право тварью быть дрожащею,
от холода рифмованного омута
глуша напитки спиртосодержащие,
пока Вы не выходите из комнаты.
И Вы меня Каштанкой посчитали ведь,
из глотки вынув мясо — я наказана!
А я же на диете борменталевой
и мне такое противопоказано!
Намедни я взглянула в Ваше зеркало
и в неподдельном ужасе отпрянула:
там Время шелестело бумазейками,
искало потаённую преамбулу
для моего и Вашего грядущего.
Ее храню за пазухой, не в ящике!
Заплевана спина вперед идущего
не менее, чем у впередсмотрящего!
В виановской мелкодисперсной пене я
к Марии-деве — как ободом в рытвину
влетела и услышала: терпение —
единственное, что могу я выдвинуть!
Смеялась явь, смеялись сновидения,
постскриптумом скрипела дверь бордовая!
А из романа пялилось введение
о том, что героиня-то — бедовая!
Зачем я в это вмазывалась? Вы ведь так
со мною разговор вели по-вешнему!
Я к Вашему окну приду, чтоб выведать
о том, что Ваши окна занавешены.
Так раззвонись же, башлачевский колокол,
по мне, влюбленной по-хэмингуэевски!
Чтоб навернулись купидоны с облака
и о планету раскололись вдребезги,
раз лук и стрелы золотые бросили
в полете над ванильными Парижами!
Вы возвращайтесь петербургской осенью
в мои печали — неотговорившие.
Я отпущу тоску в бега мышиные!
Вы по-за-бу-де-те, а я запомню то,
как мы прощались у дверей машины и
Вы убежали в катакомбы комнаты,
в которую, еще не приглашенная,
войду я — танцовщицей Карменситою!
Вы — новость, повесть, известь негашёная!
А я дождусь дождя, что погасит её!
Сама им стану, если не понадоблюсь
никоим разом за свое терпение!
—
...И этот доносящийся из ада блюз
заучат дети на уроках пения.
(с) Стефания Данилова, 2013
