Колокол башлачёвский звонит к заутрене
звоном, что я могу ощутить рукой.
Мне уже стало сниться,
как я звоню тебе,
и трубку поднимает кто-то другой.
Звон колокольный не отгоняет беды -
подумаешь, где-то в тайге не растает лед.
Мне уже стало сниться,
что я к тебе еду,
и поезд вдруг превращается в самолет.
Это не тот малиновый звон по улицам
двух лихоимцев, схлестнувшихся на мечах.
Мне уже стало сниться
что мы целуемся,
и я превращаюсь в нее -
ты не замеча........
Я по тебе
дрожу в музыкальном фриссоне*,
слушая голос лет, прожитых без меня.
Мне уже стало сниться,
что ты приснился мне.
Вокруг - старообрядческая грызня!
Колокол башлачёвский стал колокольчиком
в ручке у восседающей на плечах
маленькой девочки, которой ужасно хочется
выбить ногой в экране горящий чат
и впрыгнуть к тебе,
как будто бы все по прежнему,
и в шутку тебя отталкиваю - не трожь!
Мне уже стало сниться,
что брови Брежнева -
это и есть та Сэлинджерская рожь!
Маленький колокольчик был лишь прелюдией -
чтоб ни единственной ноты не звякать зря...
Мне уже стало сниться,
что я люблю тебя,
и сплю я, наверно, с надцатого мартобря.
Я хочу тебя.
Видеть.
Внимать.
Разговаривать.
Приготовить на завтрак и ужин еду.
Обмотаться вечерним бессолнечным маревом.
В прошлом, этом и будущем даже году!
Сочинить тебе строчек
из черного цвета,
кофешопных свиданий
и контура звезд,
для тебя стать и Ветхим, и Новым заветом,
чтобы ты прочитал и вчитался всерьез.
Я хочу, чтобы небо нас соединяло
в фейерверк долгожданных,
немыслимых встреч.
Разделить с тобой хлеб,
пресс-релиз,
одеяло,
обратиться в прямую текущую речь.
Я хочу, чтобы ты овладел мной свободно,
как на всех языках говорит полиглот.
Жаль, что девушки в армии непригодны,
а не то за тебя бы сто тыщ полегло.
Я хочу...
Превращается в сочную мякоть
моя семка из гопницкого кулька.
Я хочу о тебе говорить, петь и плакать,
древнеримским оратором речи толкать!
Я хочу целоваться с тобой, как впервые!
Если помнишь.
Гостиница. Белая дверь.
Кресло, пол, потолок, и почти как живые
наши призраки страсти в тот номер потерь
ежедневно заходят. И там продолжают
свой по душам,
понятный лишь им разговор.
Я хочу для тебя быть большая-большая,
чтобы ярче меня не нашел никого!
Я хочу добежать, ног усталых не чуя,
до тебя, как буддисты уходят в Тибет!
Этот стих нескончаем.
И все же хочу я
завершить его, чтобы
отправить
тебе!
