Дмитрий Сергеевич Мережковский СТИХОТВОРЕНИЯ 1883 — 1887
ПРОТОПОП АВВАКУМ
I
Свят Христос был тих и кроток <…>
………………………………………………………….
Горе вам, Никониане! Вы глумитесь над Христом, —
Утверждаете вы церковь пыткой, плахой да кнутом!
………………………………………………………….
Горе вам: полна слезами и стенаньями полна
Опозоренная вами наша бедная страна.
Но Господь за угнетенных в гневе праведном восстал,
И прольется над землею Божьей ярости фиал.
Нашу светлую Россию отдал дьяволу Господь:
Пусть же выкупят отчизну наши кости, кровь и плоть.
Знайте нас, Никониане! Мир погибший мы спасем;
Мы столетние вериги на плечах своих несем.
За Христа — в огонь и пытку!.. Братья, надо пострадать
За отчизну дорогую, за поруганную мать!
II
Укрепи меня, о, Боже, на великую борьбу,
И пошли мне мощь Самсона, недостойному рабу…
Как в пустыне вопиющий, я на торжищах взывал
И в палатах, и в лачугах сильных мира обличал.
Помню, помню дни гоненья: вот в цепях меня ведут
К нечестивому синклиту, как разбойника, на суд.
Сорок мудрых иереев издевались надо мной.
И разжегся дух мой гневом — поднял крест я над главой
И в лицо злодеям плюнул, и, как зайцы по кустам,
Всё антихристово войско разбежалось по углам.
«Будьте прокляты! — я крикнул, — вам позор из рода в род:
Задушили правду Божью, погубили вы народ!»
Но стрельцов они позвали, ополчились на меня.
Речи полны дикой брани, очи — лютого огня.
И как волки обступили, кулаками мне грозят:
«Еретик нас обесчестил, на костер его!» — кричат.
То не бесы мчатся с криком чрез болото и пустырь, —
Чернецы везут расстригу Аввакума в монастырь.
Привезли меня в Андроньев, — тут и бросили в тюрьму,
Как скотину, без соломы — прямо в холод, смрад и тьму.
Там, глубоко под землею, в этой сумрачной норе,
Думал с завистью я, грешный, о собачьей конуре.
III
Я три дня лежал без пищи, — наступал четвертый день…
Был то сон, или виденье, — я не ведаю… Сквозь тень —
Вижу, двери отворились, и волною хлынул свет,
Кто-то чудный мне явился, в ризы белые одет.
Он принес коврижку хлеба, он мне дал немного щец:
«На, Петрович, ешь, родимый!» — и любовно, как отец,
Смотрит в очи, тихо пальцы он кладет мне на чело,
И руки прикосновенье братски-нежно и тепло.
И счастливый, и дрожащий, я припал к его ногам,
И края святой одежды прижимал к моим устам.
И шептал я, как безумный: «Дай мне муки претерпеть,
Свет-Христос, родной, желанный, — за Тебя бы умереть!..»
IV
Это было на Устюге: раз — я помню — ввечеру
Старца божьего Кирилла привели мне в конуру.
С ним в тюрьме я прожил месяц; был он праведник душой,
Но безумным притворялся, полон ревности святой.
Всё-то пляшет и смеется, всё вполголоса поет,
И, качаясь, вместо бубнов, кандалами мерно бьет;
День юродствует, а ночью на молитве он стоит,
И горячими слезами цепи мученик кропит.
Я любил его; он тяжким был недугом одержим.
Бедный друг! Как за ребенком, я ухаживал за ним.
Он страдать умел так кротко: весь в жару изнемогал,
Но с пылающего тела власяницы не снимал.
Я печальный голос брата до сих пор забыть не мог:
«Дай мне пить!» — бывало скажет; взор — так нежен и глубок.
На руках моих он умер; безмятежно и светло,
Как у спящего младенца, было мертвое чело.
И покойника, прощаясь, я в уста поцеловал:
Спи, Кириллушка, сердечный, спи, — ты много пострадал.
Над твоей могилой тихой херувимы сторожат;
Спи же, друг, легко и сладко, отдохни, усталый брат!
V
В конуре моей подземной я покинут был опять
Целым миром. Даже время перестал я различать.
Поглупел совсем от горя: день и ночь в углу сидишь,
Да замерзшими ногами в землю до крови стучишь.
Если ж солнце в щель заглянет и блеснет на кирпиче,
И закружатся пылинки в золотом его луче, —
Я смотрел, как паутина сеткой радужной горит,
И паук летунью-мошку терпеливо сторожит.
На заре я слушал часто, ухо к щели приложив,
Как в лазури крик касаток беззаботен и сч Dmitry Merezhkovsky POEMS 1883 - 1887
Avvakum
I
Holy Christ was quiet and meek & lt; ... & gt;
...................................................................
Woe to you, nikonianami! You scoff at Christ -
Church approves you torture scaffold da whip!
...................................................................
Woe to you, full of tears and groans filled
Disgraced you our poor country.
But the Lord of the oppressed rose up in righteous anger,
And shed over the land of God's wrath phial.
Our bright Russia gave the devil Lord:
Let the redeemed homeland our bones, flesh and blood.
Know us nikonianami! We will save the world died;
We centenary chains on his shoulders bear.
For Christ - into the fire and torture! .. Brothers, you have to suffer
For dear homeland, the insulted mother!
II
Strengthen me, O God, in the great struggle,
And I went to the power of Samson, an unworthy servant ...
As in the desert outrageous, I cried in the marketplace
And in the chambers, and the mighty of shanties denounced.
I remember, I remember the days of persecution: that my chains are
By wicked sinklita as a robber at trial.
Forty-wise priests mocked me.
And lit the spirit of my anger - I picked up a cross on the head
And I spit in the face of evil-doers, and, like rabbits in the bushes,
All the Antichrist army scattered in the corners.
"Damn! - I shouted - you disgrace from generation to generation:
Stifle the truth of God, you killed people! "
But they called archers, ganged up on me.
The speeches are full of savage warfare, the eyes - a fierce fire.
And the wolves surrounded, threatened me with his fists:
"Heretic we dishonored on fire it!" - Shouting.
That's not the demons rush screaming through the swamp and wasteland -
Habakkuk defrocked monk driven to the monastery.
They brought me to the Andronov - and then thrown into prison,
Like cattle, without straw - directly into the cold, the stench and darkness.
There, deep in the earth, in this gloomy hole,
I thought with envy, I, a sinner, a dog kennel.
III
I lay for three days without food - comes the fourth day of ...
Was it a dream or a vision, - I know not ... Through the shadow -
I see the door opened, and a wave rushed light
Someone was wonderful to me, dressed in white robes.
He brought gingerbread bread, he gave me a little cabbage soup:
"At Petrovic, eat, my dear!" - And lovingly as a father,
He looks in his eyes, he quietly puts his fingers on my forehead,
And hand-touch of brotherly tenderness and warmth.
And happy, and trembling, I fell at his feet,
And the edge of the holy clothes pressed to my lips.
And I whispered, like a madman, "Give me flour endure,
Light-Christ, native, desirable - for thee to die! .. "
IV
It was on Ustyug: time - I remember - vvecheru
Elder God Kirill led me in the doghouse.
With him in prison, I spent a month; he was a righteous soul,
But mad pretended saint is full of jealousy.
Everything something dances and laughs, all in a low voice singing,
And swinging instead of drums, shackles rhythmically beats;
Day plays the fool, and at night praying he stands,
And hot tears circuit martyr sprinkles.
I loved him; serious illness, he was obsessed with.
Poor friend! As a child, I took care of him.
He knew how to suffer meekly: all exhausted in the heat,
But with the flaming hair shirt body did not take off.
I'm sad voice brother still could not forget:
"Give me a drink!" - Says happened; eyes - so gentle and deep.
In my hands, he died; serene and bright,
Like a sleeping baby was dead foreheads.
And the dead man, saying goodbye, I kissed her mouth:
Sleep Kirillushka, heart, sleep - you have suffered a lot.
Over your grave quiet cherubs guard;
Sleep well, my friend, it is easy and sweet, rest, tired brother!
V
In my kennel I leave the underground was again
The whole world. Even the time I ceased to distinguish.
He became stupid does grief: day and night, sitting in the corner,
Yes frozen feet into the ground to knock the blood.
Well if the sun peep through the crack and will flash on the brick,
And zakruzhatsya specks of gold in his ray -
I looked like a spider web mesh rainbow lights,
And Spider-flyers midge patiently guards.
At the beginning I listened to often, having put his ear to the gap,
Like killer whales scream blue carefree and MF Смотрите также: | |
