Я человек.
Могу засмеяться громко,
Или наебениться в усмерть,
Могу теребонькать
Не думая об Иисусе.
Могу быть грустным,
Могу на даче батрачить,
Или шлепнуться на диван,
Могу, пока
Кассирша Марина
Дает мне неправильно сдачу,
Ее мысленно раздевать.
Могу голос запитчить,
Могу, не замечая в этом вреда,
Космически переедать,
Могу ненавидеть обидчиков,
И желать им рак яичек.
Могу с сотней тпшечек мило беседовать,
Разгребая тучку входящих,
И плюнуть пидарасу соседу
В почтовый ящик.
Я могу.
После пломбира захавать плов,
Назвать хуйлом тех,
Кто кричи Путин Хуйло.
Могу сказать, что мой дед пишет круче,
И критику воспринять остро,
Могу в душе поджечь дом
Моей бывшей
Со всеми ее ебучими родственниками.
Могу работу выполнить абы как,
Пустить в сердце веселье,
Или обматюкать пенсионера,
Могу вскрикнуть, что я за Евросоюз,
И посссать на фасад какого-нибудь кабака.
А еще мне бывает стыдно.
Стыдно, что не хватает букв.
Стыдно, что так редко
Пускаю близких в объятья,
И предпочту отложить, чем потратить.
Стыдно, что слишком люблю.
Что предпочту общению людям – кинчик,
Или посидеть поботанить,
Могу быть черствым и вспыльчивым,
Могу не оправдать ожиданий.
Иногда во мне дикая злоба бродит,
И становится совестно очень,
Ведь вместо того, чтобы ебашить на заводе,
Я черкаю стишочки.
Стыдно, что у меня все ажур,
Но к бабушке не захожу,
Стыдно, что только сейчас увидел то,
Что вскрывалось прежде.
Стыдно.
Но я человек.
Я грешен. I am human.
I can laugh out loud,
Or naebenitsya in usmert,
I can terebonkat
Not thinking about Jesus.
I can be sad,
Can the country rotten,
Or plop on the couch,
Can as
The cashier Marina
It gives me the wrong change,
Her mentally undress.
Can voice zapitchit,
I can not noticing the damage,
Cosmically overeat
I hate offenders,
And wish them testicular cancer.
Can a hundred tpshechek nice conversation,
Raking a cloud inbox
And spit motherfuckers neighbor
In mailbox.
I can.
After ice cream zahavali pilaf
Call huylom those
Putin, who cries Huylo.
I can say that my grandfather wrote cooler
And critics perceive badly,
Can the soul burn the house
My ex
With all of her fucking family.
I can perform the work anyhow,
Let in the heart of the fun,
Or obmatyukat pensioner
I can cry, I'm for the European Union,
And posssat on the facade of a tavern.
And I feel ashamed.
It's a shame that there are no letters.
It is a shame that so few
Let them close in his arms,
And I prefer to delay than to spend.
It is a shame that too much.
What do people prefer to communicate - kinchik,
Or sit pobotanit,
I can be callous and short-tempered,
I can not live up to expectations.
Sometimes during my wandering wild rage,
And it becomes very ashamed,
After all, instead of ebashit factory,
I Scribbles stishochki.
I am ashamed that I have all the openwork,
But I do not come to my grandmother,
It's a shame that only now saw what
What's been opened before.
It's a shame.
But I'm a man.
I am a sinner. | |
