Есть в дожде откровенье - потаенная нежность.
И старинная сладость примиренной дремоты,
Просыпается с ним безыскусная песня,
И трепещет душа усыпленной природы.
Это землю лобзают поцелуем лазурным,
Первобытное снова оживает поверье.
Сочетаются Небо и Земля, как впервые,
И великая кротость разлита в подвечерье.
Роковое томленье по загубленной жизни,
Неотступную думу "Все напрасно, все поздно!"
Или призрак тревожный невозможности утра
И страдание плоти, где таится угроза.
В этом сером звучанье пробуждается нежность,
Небо нашего сердца просияет глубоко,
Но надежды невольно обращаются в скорби,
Созерцая погибель этих капель на стеклах.
Тишине ты лепечешь первобытную песню
И листве повторяешь золотое преданье,
А пустынное сердце постигает их горько
В безысходной и черной пентаграмме страданья.
В сердце те же печали, что в дожде просветленном,
Примиренная скорбь о несбыточном часе.
Для меня в небесах возникает созвездье,
Но мешает мне сердце созерцать это счастье.
There in the rain revelation - the hidden tenderness.
And the sweetness of old reconciled nap
I wake up with him artless song
And the soul trembles lulling nature.
This kiss the ground to kiss the azure,
Primitive again revives belief.
Combines heaven and earth, for the first time,
And the great gentleness poured into podvechere.
Fatal longing for a ruined life,
Duma relentlessly & quot; all in vain, all too late! & Quot;
Or the ghost of a disturbing inability am
And the suffering of the flesh, where the threat lies.
This gray jangle awakens tenderness,
The sky is a deep shine in our hearts,
But hopes involuntarily turn to sorrow,
Contemplating the death of the drops on the glass.
Silence you babbling primitive song
And repeat foliage golden legend,
A solitary heart befalls them bitterly
The hopeless and black pentagram suffering.
At the heart of the same sadness that enlightened in the rain,
Reconciliation sorrow for the impossible hour.
For me, in heaven there is a constellation
But the heart prevents me contemplate this happiness.