Заезжий мастер на магнитофоне
запечатлел мой вой. Какой простак!
Он просто сам не выл, а мог бы тоже
завыть, сюда попав, - еще не так.
И падаю я на пол, подыхаю,
а все никак подохнуть не могу.
Гляжу с тоской на мой родной Дахау
и знаю - никуда не убегу.
Однажды, тухлой рыбой пообедав,
увидел я, что дверь не на крючке,
и прыгнул в бездну звездную побега
с бездумностью, обычной в новичке.
В глаза летели лунные караты.
Я понял, взяв луну в поводыри,
что небо не разбито на квадраты,
как мне казалось в клетке изнутри.
Я кувыркался. Я точил балясы
с деревьями. Я был самим собой.
И снег, переливаясь, не боялся
того, что он такой же голубой.
Но я устал. Меня шатали вьюги.
Я вытащить не мог увязших лап,
и не было ни друга, ни подруги.
Дитя неволи - для свободы слаб.
Кто в клетке зачат - тот по клетке плачет,
и с ужасом я понял, что люблю
ту клетку, где меня за сетку прячут,
и звероферму - родину мою.
И я вернулся, жалкий и побитый,
но только оказался в клетке вновь,
как виноватость сделалась обидой
и превратилась в ненависть любовь.
На звероферме, правда, перемены.
Душили раньше попросту в мешках.
Теперь нас убивают современно -
электротоком. Чисто как-никак.
Гляжу на эскимоску-звероводку.
По мне скользит ласкательно рука,
и чешут пальцы мой загривок кротко,
но в ангельских глазах ее - тоска.
Она меня спасет от всех болезней
и помереть мне с голоду не даст,
но знаю, что меня в мой срок железный,
как это ей положено - предаст.
Она воткнет, пролив из глаз водицу,
мне провод в рот, обманчиво шепча...
Гуманны будьте к служащим! Введите
на звероферме должность палача!
Хотел бы я наивным быть, как предок,
но я рожден в неволе. Я не тот.
Кто меня кормит - тем я буду предан.
Кто меня гладит - тот меня убьет. Visiting master on tape
I captured my howl. What a simpleton!
He just did not howl, but could also
howl, got here - not so.
And I fall to the floor, to die,
and all I can not to die.
I looked longingly at my home Dachau
and know - will not run away.
One day, rotten fish dinner,
I saw that the door is not on the hook,
and jumped into the abyss of a star escape
with thoughtlessness, usual in the opener.
The eyes flew lunar carats.
I realized, in guides of taking the moon,
the sky is not divided into squares,
I thought in the cell from the inside.
I tumbled. I sharpened balyasy
with trees. I was myself.
And snow, shimmering, not afraid
that it is the same blue.
But I'm tired. I stagger blizzard.
I could not get bogged down clutches,
and there was not a friend or a girlfriend.
Child slavery - freedom is weak.
Who conceived in a cage - the cage crying
and with horror I realized that I love
the cell where I was hiding behind a grid
and fur farm - my home.
And I went back, miserable and beaten,
but only appeared in the cage again,
guiltily became offended
and love turned into hate.
On fur farms, however, change.
Choked before simply in bags.
Now we kill a modern -
electrocution. Clean after all.
I look at the Eskimo-zverovodku.
For me affectionately slides hand
and scratched my fingers gently scruff,
but her angelic eyes - longing.
It will save me from all diseases
and I die of hunger will not,
but I know that I have in my life iron,
as it should be - it betrays.
She votknet, Strait of Voditsa eye
I lead in the mouth, deceptively whispering ...
Humanity to be serving! Enter
on fur farms post of hangman!
I wish I could be naive, as the ancestor,
but I was born in captivity. I'm not the one.
Who feeds me - so I'll be betrayed.
Someone I stroked - he will kill me. | |
