Я ложусь на постель и обвиваю руками плечи. Я шепчу себе "тише, Они ведь не зря говорят, что время излечит", Если не изувечит, Не покалечит, Не обесточит; Рана всё кровоточит. Я всё шепчу: "ды-ши".
Ангел мой! Из меня - хилая опора, порочная женщина и чересчур непослушная дочь. Оттого то ты улетаешь. И покидаешь. И оставляешь. Больше бороться нет силы, не в мочь. Я под луной лихоражу. Ангел мой! Но разве уж ты не знаешь?! Моя душа давно потеряла покой, И я век пытаюсь ужиться с этой пропажей.
Помню вечер на закате большой и кровавой войны: По руинам выжженных городов я бродила одна, С обжигающим рёбра чувством вины. Воздух разряжен, снег слепит так, что я ничего не вижу, Только холод зимы, темноту и в ней небо - что казалось мне не кончаемым, Ты. И я в миг становлюсь бледна. Скажи: как мы остались живые? Слёзы мои скупые, Падают вниз, как бомбы/сердце/как эта вода. В твоих глазах было отчаяние. И не было дна. Ты шептал в унисон с тишиною мне: "Ти-ше".
И даже если восторжествует мир - Без победы и поражения - триумф Выйду на улицы я почтить в белом платье Эгейского моря, Но в этот неслыханный пир, Веселье народа и их безумств, Я буду единственной, полной горя.
И сколько лет бы ни пролетело, Я останусь одиноким солдатом той большой и кровавой войны, Из который когда-то живыми мы еле вышли. Нет, награды и почести мне не нужны, Не нужны медали, хвалительные двустишия. Я закрою руками лицо и всё станет иссиня белым. Эта тяжесть на сердце отныне навек - словно страсти Христа - словно бремя. Я глаза цвета неба вижу. И трепет сплетённых рук, И твой голос родной я слышу, И сердца биения стук - Пусть всё дальше это теперь сквозь время, Всё тише. И тише. И ти-ше.
19.XII.16 I go to bed and whining my shoulders. I whisper myself "quieter, They are not in vain saying that time is heal ", If not explicitly, Do not sob Will not be de-energized; Wound all bleeding. I whisper everything: "dy-shi."
My angel! From me - a silent support, a vicious woman and too naughty daughter. That's why you fly away. And leave. And leave. There is no power to fight more, not at me. I'm under the moon fever. My angel! But don't you know?! My soul has long lost peace And I'm trying to get along with this loss.
I remember evening at sunset of a large and bloody war: According to the ruins of the scorched cities, I wandered alone, With burning ribs feeling guilt. The air is discharged, the snow blinds so that I do not see anything, Only cold winter, darkness and in her sky - what seemed to me not ending, You. And I'm in the moment I become pale. Say: How did we stay alive? Tears are my stingy, Fall down like bombs / heart / like this water. In your eyes was despair. And there was no bottom. You whispered in unison with silence me: "Quiet".
And even if the world will triumph - Without victory and defeat - triumph I will go out into the streets I honor in a white dress of the Aegean Sea, But in this unheard of feast, Fun of the people and their madness I will be the only thing full of grief.
And how many years would fly, I will stay a lonely soldier of that big and bloody war, Of which we once lived alive. No, rewards and honor I do not need, Do not need medals, stringful two-bending. I'll close my face and everything will be White. This severity on the heart from now on forever - as if the passion of Christ - as if burden. I see the eyes of the sky. And the thrill of woven hands And your voice I hear, And heart beat knock - Let it be further that now through time, All quieter. And quieter. And tych.
19.XII.16 Смотрите также: | |