Магда, опоясавшись болью, скрючилась голубем у окна.
Для неё всё тот же иней, хоть для многих уже весна.
Где-то в дне когда Джей ушел, где-то там замерла она.
Еще нет и пяти, брезжит мокрый, седой рассвет.
Дети спят в углу, образовывая валет.
Две кровати и стул, ну а больше у Магды нет.
Нет и Джея, хоть память о нём везде:
В соли, в горечи и в воде.
Что накатом просится у неё из глаз.
"Что ты, милый, что ты оставил нас?
Начертил отрезок - стой, дальше я побреду один.
В царство вечного сумрака и суровых льдин.
Скоро будет год как мы тут без тебя едим.
Говорил, что умрем как Цвейги, только позже так лет на сорок.
Что ж ты умер как Блок? Рассыпался, точно порох.
Знаешь, Джей, как только задует Ост,
Я выберусь ночью на самый высокий мост...
Дети спят уже год, так тихо и так легко:
Я сказала им спать, покуда вернется папа."
Еще нет пяти и белый, как молоко,
Рассвет подбирается к Магде на невесомых лапах.
Magda, girdling with pain, curled herself up by a dove by the window.
For her, all the same frost, although for many it is spring.
Somewhere in the bottom when Jay left, somewhere there she froze.
Not yet five, the wet, gray-haired dawn squeals.
Children sleep in a corner, forming a jack.
Two beds and a chair, but Magda has no more.
There is no Jay, even though his memory is everywhere:
In salt, in bitterness and in water.
What is asking for a roll from her eyes.
"What are you, dear, that you left us?
Draw a segment - wait, then I will wander alone.
Into the realm of eternal dusk and harsh ice.
Soon there will be a year as we are here without you eating.
He said that we would die like Zweigi, only later for forty years.
Why did you die like Block? It crumbled like gunpowder.
You know, Jay, as soon as Ost blows,
I will get out at night on the highest bridge ...
Children have been sleeping for a year, so quietly and so lightly:
I told them to sleep until dad returned. "
Not yet five and white as milk
Dawn is approaching Magda on weightless paws.
