Ветреный летний день.
Прижавшееся к стене
дерево и его тень.
И тень интересней мне.
Тропа, получив плетей,
убегает к пруду.
Я смотрю на детей,
бегающих в саду.
Свирепость их резвых игр,
их безутешный плач
смутили б грядущий мир,
если бы он был зряч.
Но порок слепоты
время приобрело
в результате лапты,
в которую нам везло.
Новый пчелиный рой
эти улья займет,
производя живой,
электрический мед.
Дети вытеснят нас
в пригородные сады
памяти -- тешить глаз
формами пустоты.
Ежедневная ложь
и жужжание мух
будут им невтерпеж,
но разовьют их слух.
Зуб отличит им медь
от серебра. Листва
их научит шуметь
голосом большинства.
Ветреный летний день.
Запахи нечистот
затмевают сирень.
Брюзжа, я брюзжу как тот,
кому застать повезло
уходящий во тьму
мир, где, делая зло,
мы знали еще -- кому.
Чем искреннее певец,
тем все реже, увы,
давешний бубенец
вибрирует от любви.
Пробовавшая огонь,
трогавшая топор,
сильно вспотев, ладонь
не потреплет вихор.
Это -- не страх ножа
или новых тенет,
но того рубежа,
за каковым нас нет.
Так способен Луны
снимок насторожить:
жизнь как меру длины
не к чему приложить.
Будущее черно,
но от людей, а не
оттого, что оно
черным кажется мне.
Как бы беря взаймы,
дети уже сейчас
видят не то, что мы;
безусловно не нас.
Так двигаются вперед,
за горизонт, за грань.
Так, продолжая род,
предает себя ткань.
Так, подмешавши дробь
в ноль, в лейкоциты -- грязь,
предает себя кровь,
свертыванья страшась.
Так в пустыне шатру
слышится тамбурин.
Так впопыхах икру
мечут в ультрамарин.
Так марают листы
запятая, словцо.
Так говорят "лишь ты",
заглядывая в лицо. Windy summer day.
Against the wall
tree and its shadow.
And the shadow of interesting to me.
The trail, getting lashes,
runs to the pond.
I look at the children,
running around in the garden.
The ferocity of their frisky games
their inconsolable crying
b troubled world to come,
if he was seeing.
But vice blindness
time acquired
as a result of rounders,
in which we were lucky.
New bee swarm
These hive takes,
making a living,
electric honey.
Children displace us
in suburban gardens
memory - to amuse the eye
forms of emptiness.
Daily lie
and the buzzing of the flies
they will be unbearable,
but develop their hearing.
Tooth distinguish them copper
of silver. Foliage
teach them to make noise
voice of the majority.
Windy summer day.
Smells of sewage
dwarf lilacs.
Grumbling, I grumble as one
who was lucky to catch
outgoing into darkness
a world in which to do evil,
we know more - to whom.
Than sincere singer,
the less often, alas,
daveshny Bubenec
vibrates with love.
Tried fire
touch the ax
much sweating, hand
not pat cowlick.
This - not the fear of a knife
or new snare,
but it abroad,
What is for us not.
Since the Moon is able to
picture alert:
life as a measure of length
nothing to make.
The future of black,
but from the people, not
because it
Black seems to me.
As if taking a loan,
children now
see is not what we are;
certainly not us.
So moving forward,
the horizon, over the brink.
So, to continue the race,
commits himself to the fabric.
So, Laced fraction
to zero in leukocytes - dirt,
commits himself to blood,
clotting fear.
So in the desert tent
hear the tambourine.
So hurry caviar
toss in ultramarine.
So Mara sheets
comma, mot.
So say & quot; only & quot ;, you
looking into the face. Смотрите также: | |
