МОСКОВСКИЙ ВАЛЬСОК.
Я вдыхаю тревожных, московских ночей валидол.
В закупоренных венах на старенькой тачке качу.
Задирает Тверская неоновый, блядский подол.
И кончается век, и чего я от века хочу?
В этом городе, лето не лето, зима не зима.
Он пропах керосином, пропился, он спятил с ума.
На домах его граждан железные двери темниц.
И дрожит в его небе бетонный, останкинский шприц.
Вот и храм "На Куличках" пробившийся к центру Москвы.
В нём, грешат прихожане, поспешно крестясь и грубя.
Всё смещалось, кортеж президента и тачки братвы.
И двуглавый орёл отвернувшийся сам от себя.
В этом городе, лето не лето, зима не зима.
Он пропах керосином, пропился, он спятил с ума.
На домах его граждан железные двери темниц.
И дрожит в его небе бетонный, останкинский шприц.
MOSCOW valsok.
I breathe in alarm, Moscow Nights validol.
The clogged veins on an old wheelbarrow Kachu.
Cocking Tverskaya neon, fucking hem.
And it ends with the age, and what I want from the beginning?
In this city, summer is not summer, winter is not winter.
He smelled of kerosene, propyl he gone mad.
In the houses of its citizens iron doors of the dungeon.
And trembles concrete, Ostankino syringe in his heaven.
That temple "middle of nowhere" made their way to the center of Moscow.
In it, the parishioners of sin, hastily crossing himself and rude.
Everything shifted, and the president's motorcade cars lads.
And the two-headed eagle turned away from himself.
In this city, summer is not summer, winter is not winter.
He smelled of kerosene, propyl he gone mad.
In the houses of its citizens iron doors of the dungeon.
And trembles concrete, Ostankino syringe in his heaven.
